Бессонница. Стивен Кинг

сигареты. Это – расплата за двадцать лет работы в красильне на ткацкой фабрике в Коррине и еще двадцать лет работы сортировщицей на фабрике в Ньюпорте. Она дышит не через водоросли, а через хлопок, шерсть и нейлон.

      Молодые врачи из городской Медицинской службы тем временем сели в свою машину и укатили прочь.

      – Мэн – это северо-восточная окраина Аппалачей. Многие этого не понимают, но так оно и есть. И Мэй умирает от аппалачской болезни. Врачи еще называют ее «текстильными легкими».

      – Да, грустно все это. Она, наверное, много для тебя значит?

      Макговерн рассмеялся.

      – Да нет. Я хожу к ней, потому что она – это последнее, что у меня осталось от впустую растраченной юности; так уж сложилось. Иногда я читаю ей и при этом еще умудряюсь проглотить пару-тройку ее ужасающих древних печений, жестких, как подметка. И вот, собственно, и все. Моя забота, она безопасно-эгоистична, я тебя уверяю.

      Безопасно-эгоистична, подумал Ральф. Какая странная фраза. Настоящая макговерновская фраза.

      – Ладно, забудь про Мэй, – сказал Макговерн. – Сейчас всю общественность нашей страны волнует другой вопрос: что нам делать с тобой, Ральф Робертс? Виски не помогло, как я понимаю?

      – Не помогло, – сказал Ральф.

      – Хм, а ты все делал, как надо: принимал много по маленькой? Каламбур по ходу дела…

      Ральф кивнул.

      – Но тебе все равно надо что-то придумать по поводу этих мешков под глазами, иначе тебе никогда не суметь покорить нашу прекрасную Луизу. – Ральф внимательно изучил лицо Ральфа на предмет реакции на свою фразу, кивнул и вздохнул: – Не смешно, да?

      – Ага, уж очень тяжелый был день.

      – Извини.

      – Все нормально.

      Они немного посидели в уютной дружеской тишине, наблюдая за перемещениями прохожих на их «участке» Харрис-авеню. Три маленькие девочки играли в классики на стоянке у «Красного яблока». Миссис Перрин стояла неподалеку – навытяжку, как часовой – и наблюдала за их игрой. Мальчик в красной бейсболке «Ред Сокс» с повернутым назад козырьком прошел мимо, кивая в такт музыке в своем плейере. Еще двое мальчишек играли в тарелочку перед домом Луизы. Где-то лаяла собака. Где-то кричала женщина, требуя, чтобы Сэм наконец взял сестру и пошел домой. Обычная серенада вечерней улицы. Все, как всегда. Но сегодня все это казалось Ральфу каким-то неправильным. Наверное, потому что в последнее время – во время своих ночных бдений – он привык видеть Харрис-авеню абсолютно пустой.

      Он повернулся к Макговерну:

      – Знаешь, о чем я подумал в первую очередь, когда увидел тебя сегодня на стоянке у «Красного яблока», несмотря ни на что… несмотря на все то, что там творилось?

      Макговерн покачал головой.

      – Я подумал: а куда, интересно, запропастилась твоя панама. Без нее ты выглядишь как-то странно. По крайней мере для меня странно. Без нее ты как будто голый. Куда ты ее задевал?

      Макговерн рассеянно дотронулся до своей макушки, где остатки седых волос были аккуратно