Сицилиец. Марио Пьюзо

карабинери подозрительно уставилась на него, но, когда он вылез из машины, те усмехнулись при виде его низенькой фигурки.

      Дверь открыл Пишотта; он же провел профессора внутрь. Мать и отец Гильяно дожидались на кухне; завтрак – холодная колбаса, хлеб и кофе – стоял на столе. Мария Ломбардо была спокойна – Аспану, ее любимчик, заверил, что Тури непременно поправится. Она была скорей сердита, чем напугана. Отец Гильяно выглядел не опечаленным, а гордым. Его сын доказал, что он – настоящий мужчина; остался в живых, а его враг погиб.

      Пишотта повторил свою историю, не лишенную утешительного юмора. Рану Гильяно он упомянул лишь вскользь, как и собственный героизм – ведь ему пришлось тащить друга по горе до монастыря. Однако Гектор Адонис понимал, насколько нелегко было хрупкому Пишотте волочь раненого три мили по пересеченной местности. К тому же он обратил внимание, как мимолетно Пишотта описал ранение друга. Адонис опасался худшего.

      – Откуда карабинери догадались, что надо искать здесь? – спросил профессор.

      Пишотта рассказал, что Гильяно пришлось показать свои документы. Мать Гильяно всплеснула руками:

      – Ну почему Тури не отдал им сыр? Зачем стал сопротивляться?

      Отец Гильяно резко оборвал жену:

      – А что ему надо было делать? Сдать того беднягу-фермера? Да он навсегда обесчестил бы наше имя!

      Гектор Адонис был поражен разницей их замечаний. Он знал, что мать всегда была сильней и яростней отца. Однако теперь она жаловалась, а отец перечил ей. А Пишотта, этот мальчишка Аспану: кто бы мог подумать, что ему достанет храбрости выручить товарища и спрятать в безопасном месте? Да еще и хладнокровно врать родителям насчет тяжести состояния их сына.

      – Если б только он не показал удостоверения… – сказал отец Гильяно. – Наши друзья поклялись бы, что все время он был тут, на улицах.

      Мать Гильяно вздохнула:

      – Они все равно арестовали бы его. – На глазах у нее навернулись слезы.

      – Теперь ему придется жить в горах.

      – Надо принять меры, чтобы аббат не выдал его полиции, – заявил Гектор Адонис.

      Пишотта нетерпеливо заметил:

      – Он не осмелится. Знает, что я вздерну его на суку – и не посмотрю на сутану.

      Адонис окинул Пишотту долгим взглядом. В этом юноше таилась смертельная угроза. Очень глупо ранить эго столь молодого человека, думал он. Полицейским никогда не понять, что можно безнаказанно оскорбить взрослого мужчину, которого уже потрепала жизнь, и он не примет близко к сердцу слова другого человеческого существа, в то время как для юноши это будет смертельное унижение.

      Они ждали помощи от Гектора Адониса, который в прошлом уже выручал их сына. Гектор сказал:

      – Если полиция узнает, где он, у аббата не останется выбора. Его самого кое в чем подозревают. Думаю, лучше всего будет, с вашего позволения, попросить моего друга, дона Кроче Мало, повлиять на аббата.

      Все удивились тому, что он знаком с великим доном, –