Чисто афера. Наталья Шевцова

и просто непонятливыми – это было бы ещё полбеды, но они же в ста случаях из ста – ещё и настырные до умопомрачения! А в некоторых случаях и до снесения дверей с петель…

      Вот именно из-за таких я до сих пор иногда сожалею, что я больше не призрак, которому не ведомы печали того, кого разбудили едва лишь она, то есть я, устроилась поудобнее на мягонькой перинке и ещё более мягонькой подушечке, да под тёпленьким одеяльцем, и глубоко провалилась в блаженный, и главное, заслуженный сон…

      – Именем Его Адовства, немедленно откройте дверь или мы её выбьем! – между тем громогласно и веско угрожали под дверью.

      – Ди, не знаю как тебе, а мне плохо спится, когда агенты Его Адовства ломятся в нашу, держащуюся исключительно на честном слове дверь, – «тонко» намекнула моя кошка Маркиза на то, что ещё пара-тройка барабанных ударов и избушка наша на курьих ножках лишится-таки двери. – Я бы и сама открыла и задала бы этим барабанщикам взбучку! Такую, я имею в виду, взбучку, что они у меня на всю жизнь бы отучились по утрам в дверь избушек ломиться! Вот только у меня лапки до замка не достают… – плавно перешла она от тонких намёков к понукательно-подстрекательным.

      Предприняв титаническое физическое усилие, я приподняла голову над подушкой и, приоткрыв один глаз, попыталась предпринять ещё и титаническое умственное усилие, а именно: оценить целесообразность моего вмешательства в противостояние двери и агентов Его Адовства. Но как это обычно случается, когда как следует не рассчитаешь силы: голова моя не вынесла двойной нагрузки и посему почти сразу же снова рухнула на подушку, что лишило мой глаз обзора; и глаз, так как ему больше нечего было обозревать, а значит и оценивать – с чувством выполненного долга закрылся.

      Доведенная до отчаяния моей неторопливостью в вопросе её спасения, дверь в ту же секунду явно нарочито-угрожающе вздрогнула и задребезжала, после чего истерически завизжала так, что меня аж в дрожь бросило и уши заложило.

      – Да иду я, иду… и уже скоро буду, – пообещала я, больше, правда, из сострадания к своим ушам, чем проникнувшись жалостью к двери; и свесила одну ногу с кровати.

      Однако дверь мне не поверила и поэтому продолжила судорожно вздрагивать, жалобно визжать и сокрушенно скрежетать, требуя от меня поторопиться. И настолько она была убедительна в своем страдании, что сердобольная я, не выдержав морального давления, бросилась к ней на помощь, забыв о том, что так и не достала вторую ногу из-под одеяла.

      Вот так и получилось, что я и дверь геройски пали в неравном бою – одновременно… Я пала, грохнувшись на пол, уступив в жесточайшей борьбе одеялу; дверь пала, уступив, наконец, натиску кулаков двух сатанинских агентов.

      И уже в следующую секунду, но не на пол, а на траву у крыльца, пали ещё и агенты Его Адовства. Тот, который посмел войти без приглашения в мою избушку первым – стал жертвой разъяренной Маркизы, которая с пронзительным «Мьяу-ууууууу!» вцепилась в его наглую рожу и…

      Жертва праведного гнева моей кошки, взвыв от боли и испуга, одновременно вскинул руки к лицу и под действием силы инерции сделал несколько шагов назад – туда, где порог закончился, а ступеньки ещё не начались; туда, где за ним по пятам шёл коллега-стражник, который как раз заносил ногу для того, чтобы подняться на ступеньку выше.

      И… сонное утро зачарованного леса разорвало истошное двухголосое «А-ааааааааааа!», «Мья-ааааааауууууу!!!», двухголосая отборная брань и проклятия в мой адрес и адрес мерзкой, когтистой твари. И меня и тварь, тут же было принято решение – отловить и наказать.

      Ещё больше, чем проснуться ни свет ни заря, я не люблю, когда после того как меня разбудили ни свет ни заря, мне и моей кошке угрожают – отловить нас и наказать.

      И также прошу отметить для протокола, что, даже смирившись со своей демонической природой, я так и не стала злой ведьмой, но услышав угрозы этих, однозначно и страх и совесть потерявших, взломщиков – я разозлилась.

      Потому что обидно! Ну не понимают демонические отродья, когда к ним относятся по-хорошему исключительно по доброте душевной! Они думают, что если я живу – вся такая из себя безобидная, букашки не обижу, то это значит, что меня можно обидеть и за это ничего не будет! Вот только они ошибаются: им будет – и за меня, и за мою кошку, и за мою дверь! И будет более чем достаточно, чтобы научиться уважать закрытую дверь. Особенно если это закрытая дверь избушки на курьих ножках с прохудившейся крышей, перекошенными ставнями и скрипящим крыльцом. И особенно-особенно, если на дворе раннее утро.

      В общем, разозлилась я. Да так разозлилась, что красное зарево праведной ярости застлало мои глаза…

      А когда пелена спала, то выяснилось, что я, наложив на агентов ментальное удушье, удерживаю обоих за горло. И не просто удерживаю, а последовательно – удушаю. И к этому момент я уже настолько преуспела в удушении, что в обоих обидчиках моей изуверски избитой и покалеченной двери – едва теплилась жизнь…

      Посмотрела я на раскрасневшиеся рожи, которые раздулись так, что вот-вот лопнут, заглянула в налитые кровью глаза навыкате и… сжалилась над адовскими агентами. Ослабила ментальную удавку вполне достаточно для того,