Моя жизнь с мальчиками Уолтер. Али Новак

рный гений, просто мне кажется странным, что двое едва знакомых подростков могут добровольно расстаться с жизнью.

      «Так это же ради любви! – возражают мне. – Настоящей и вечной любви». По моему мнению, чушь несусветная. Чтобы чувства переросли в любовь, ради которой стоит умереть, нужно нечто большее, чем парочка дней и поспешное тайное венчание.

      Между Ромео и Джульеттой вспыхнула страсть, столь сильная и разрушительная, что погубила обоих. В пьесе абсолютно все происходит под влиянием спонтанных решений героев. Не верите? Возьмем Джульетту. Вам бы пришла в голову мысль выйти замуж за сына заклятого врага вашего отца, после того как вы застукали этого парня под окном вашей спальни? Мне бы точно нет. И потому лично мою симпатию эти двое потеряли. Они действовали без подготовки, безрассудно, не думая о последствиях. А если ничего не планировать, то сложностей не избежать.

      И мне самой, после того как три месяца назад моя жизнь сбилась с курса, последнее, что было нужно, – эти самые сложности.

      Глава 1

      У меня нет ни одной пары джинсов. Это странно, знаю. Ведь у какой шестнадцатилетней девчонки не найдется хотя бы одних – к примеру, с прорезью на левом колене или с сердечком, нарисованным маркером поперек бедра? Дело не в том, что мне не нравится их вид, и уж точно не в том, что моя мама была дизайнером одежды: джинсы нередко появлялись в ее коллекциях. Просто я твердо придерживаюсь принципа «по одежке встречают». И сегодня мне особенно важно произвести хорошее впечатление.

      – Джеки! – донесся снизу голос Кэтрин. – Такси уже тут.

      – Минутку! – Я схватила со стола лист бумаги и прошлась по пунктам списка: – Ноутбук, зарядка, мышка. – Я открыла рюкзак и проверила, все ли уложила. – Есть, есть, есть. – Ярко-красной ручкой я поставила в списке крестики напротив каждого предмета.

      В дверь спальни постучали.

      – Готова, милая? – В комнату заглянула Кэтрин. Высокая, с излюбленной стрижкой всех мам – бобом-каре. Ей уже далеко за сорок, и в ее золотистых волосах проглядывает седина.

      – Думаю, да. – Мой голос предательски надломился. Я опустила взгляд, не желая видеть в глазах Кэтрин сочувствие, с которым все кругом смотрят на меня после похорон.

      – Оставлю тебя ненадолго одну, – сказала она.

      Раздался щелчок закрываемой двери. Я пригладила юбку и посмотрела на себя в зеркало. Длинные темные волосы я, как обычно, выпрямила и убрала назад, туго завязав синей лентой. Ни единой выбившейся прядки. Ворот блузки примялся, и я поправила его, чтобы мое отражение стало безупречным. Недовольно поджала губы, рассматривая залегшие под глазами фиолетовые тени. Недостаток сна давал о себе знать, и с этим я ничего не могла поделать.

      Вздохнув, я в последний раз оглядела комнату. Хотя в списке не осталось ни одной вещи, не отмеченной крестиком, я не знала, когда вернусь сюда, и не хотела забыть что-нибудь важное. Комната казалась непривычно пустой, так как большая часть моих вещей уже ехала в Колорадо. Я целую неделю паковала их, и Кэтрин помогла мне справиться с этой сложной задачей.

      Почти все коробки заняла одежда, и лишь несколько – Собрание сочинений Шекспира и чайные чашечки, которые мы с моей сестрой Люси привозили из всех посещенных нами стран. Я понимала, что тяну время. Я слишком организованный человек, чтобы что-нибудь забыть. Просто мне совершенно не хотелось покидать Нью-Йорк.

      Однако выбора у меня не было, и я неохотно подхватила рюкзак. Кэтрин ждала в коридоре, у ее ног стоял маленький чемодан.

      – Все собрала? – спросила она, и я кивнула в ответ. – Хорошо. Тогда поехали.

      Она направилась через гостиную к входной двери, и я медленно шла за ней, скользя ладонями по мебели, пытаясь запечатлеть в памяти каждую деталь дома. Странно, но это удавалось с трудом, несмотря на то что я прожила тут всю свою жизнь. Белые простыни, накинутые на мягкую мебель, чтобы та не запылилась, глухой завесой вставали между мной и воспоминаниями.

      Мы молча вышли из квартиры. Кэтрин остановилась запереть дверь.

      – Возьмешь себе? – протянула она мне ключ.

      Моя собственная связка ключей лежала в чемодане, но я забрала из ее руки маленький серебристый кусочек металла. Расстегнула тонкую цепочку с маминым медальоном и повесила на нее ключ, чтобы он лег на мою грудь, рядом с сердцем.

      В самолет мы садились тоже в молчании. Я отчаянно старалась не думать о том, что все больше удаляюсь от дома, и как могла сдерживала слезы. Весь первый месяц после автокатастрофы я не вставала с кровати. Но однажды каким-то чудом вытащила себя из-под одеяла и оделась. С того дня я пообещала себе, что буду сильной и собранной. Я не хотела снова превратиться в слабого и опустошенного человека, каким чувствовала себя все последнее время. И сейчас не хочу. Поэтому сосредоточиваю свое внимание на Кэтрин, чьи пальцы до побеления костяшек сжимаются и разжимаются на ручках кресла.

      О сидящей рядом женщине я знаю мало. Первое: она мамина подруга детства. Они выросли в Нью-Йорке и вместе учились в частной школе Хокса, в которую