Оруэлл. Юрий Фельштинский

мели объектом сталинский Советский Союз, но оказалось, что в разной степени и в разнообразных проявлениях свиное рыло тоталитаризма (среди персонажей повести-притчи были свиньи) и «Большой Брат» из романа-утопии вторгались в жизнь людей и в так называемых демократических странах. По крайней мере именно так смотрел на свои книги автор, что породнило его с читателями во всём мире и сделало его книги вечно злободневными.

      Лишь спустя годы после кончины Оруэлла, когда он получил широкую известность, проявился читательский интерес к его более ранним художественным произведениям, публицистике, документам, письмам. Появились биографии писателя и монографии о его политических и художественных взглядах. В небольшой статье 1947 года «Почему я пишу» Оруэлл выделял несколько побудительных мотивов своего творчества, но первым назвал «чистый эгоизм»; остальными тремя являлись эстетический экстаз, исторический импульс, политическая цель. Ни одна книга, полагал Оруэлл, не может быть свободна от политической тенденции; мнение, что искусство не должно иметь ничего общего с политикой, – само по себе политическая позиция².

      Пожалуй, не было биографов, которые не утверждали бы, что жизнь героя книги надо показывать такой, какова она была на самом деле. Увы, во многих случаях это пустые декларации. В полной мере это относится и к жизнеописаниям героя нашей книги. Изданий, откровенно враждебных в отношении Оруэлла, мало, но они есть³. В то же время большинство авторов представляли читателю явно идеализированный портрет Оруэлла, подбирая те факты, которые вписывались в их концепцию. Тем не менее среди опубликованных на английском языке четырех с половиной десятков книг об Оруэлле (а с учетом изданий его произведений с подробными комментариями их гораздо больше) имеется некоторое число добротных работ.

      Особенно выделяются фундаментальные книги Бернарда Крика и Майкла Шелдена⁴. Заслуга первого состояла в том, что он впервые привлек для изучения жизненного пути Оруэлла материалы его архива, прежде всего объемистую переписку (вдова писателя Соня Блэр предоставила Крику исключительное право на использование архива). В 2008 году один из авторов трудов об Оруэлле, В. Тейлор, в связи с кончиной Крика писал, что его книга «воспринималась всеми последующими биографами Оруэлла как стартовая площадка»⁵. Шелден, в свою очередь, смог получить письменные воспоминания родных, близких, друзей, записать свидетельства тех, кто изъявил готовность рассказать о своих контактах с Оруэллом.

      Но даже в этих, на наш взгляд, лучших работах неоправданно мало места уделено собственно творчеству Оруэлла, вплоть до того, что о принесших писателю всемирную славу притче «Скотный двор» и романе «1084» имеются лишь беглые упоминания.

      Любопытно, что авторы, относящиеся к своему герою с оправданной симпатией, в том числе Б. Крик и М. Шелден, предпочитают оставлять белые пятна там, где Оруэлл поступил, по их мнению, не совсем порядочно. Шелден говорит о списке подозрительных, ненадежных и сомнительных в политическом отношении лиц, который составлял Оруэлл в самом конце жизни, находясь в туберкулезном санатории, но недоговаривает, что по крайней мере часть этого списка была им передана британским официальным органам, занимавшимся борьбой с коммунистической пропагандой. Крик же лишь глухо упоминает о списке полутора строками.

      Уже в XXI веке Дэвид Джон Тейлор обобщил новейшие данные, исследовал личный архив Оруэлла и другие документальные фонды и создал третью наиболее значительную биографию, хотя и в ней встречаются пробелы, неясности относительно источников информации, повторения и некоторая идеализация героя⁶. Определенный интерес представляют и работы, посвященные отдельным сторонам деятельности и творчества Оруэлла – его становлению как писателя⁷, его политическим взглядам и деятельности⁸, его пути к созданию романа «1984»⁹.

      Немало книг и статей посвящено именно этому роману. В них прежде всего ставится вопрос, являлся ли он предостережением или прогнозом (большинство авторов, по нашему мнению, склоняются ко второй точке зрения)¹⁰, проводится сравнение с другими произведениями, посвященными сходной тематике, в частности с романами О. Хаксли «О дивный новый мир» и А. Кестлера «Слепящая тьма»¹¹, сопоставляется «новояз» романа (специфический язык возможного будущего созревшего тоталитаризма) с его прообразами – политическими лексиконами сталинского СССР и нацистской Германии¹² и даже рассматриваются явления подлинного 1984 года (прежде всего его технологии и пропагандистская машина)¹³.

      В то же время многие этапы и стороны жизни, деятельности, творчества Оруэлла, его общественных контактов освещены схематично или односторонне, вне связи с теми историческими коллизиями, в которых он существовал и которые оказывали порой решающее воздействие на его политическую и творческую эволюцию.

      Странное впечатление производит небольшая книга французского социолога Алена Безансона, в которой, по словам автора, предпринята попытка провести сравнение между взглядами русского философа В. С. Соловьева и Оруэлла – сравнение искусственное, основанное на том, что оба автора якобы показали «изощренный характер зла в современном мире, пытающегося обольстить