Избранные работы по уголовному праву. М. Д. Шаргородский

направлено против еще не родившегося плода, деяние рассматривается не как убийство, а как аборт, что мы специально рассматриваем далее. Моментом начала самостоятельной жизни младенца обычно считают либо начало дыхания (что одновременно принимается и в качестве доказательства того, что ребенок родился живым), либо момент отделения пуповины.[19]

      Если умышленное лишение жизни имело место во время родов, то некоторые авторы признают возможным квалифицировать это как убийство, если часть тела ребенка находится уже вне утробы матери (например, разможжение уже появившейся наружу головы).[20]

      В случаях, когда лицо, имея умысел кого-либо убить, совершает действие, могущее причинить смерть, но тот, против кого направлено деяние, уже ранее умер, имеет место покушение на негодный объект.

      Игравший исторически большую роль для признания годности объекта вопрос о жизнеспособности сейчас потерял свое значение, и для признания убийства несущественно то, что убитый должен был в ближайшем будущем все равно умереть.

      Древнее право знало много обстоятельств, смягчающих вину за убийство, в том числе и жизнеспособность. В древнем еврейском праве смертная казнь за убийство не применялась в случаях, когда объектом преступления являлся нежизнеспособный ребенок, неизлечимо больной или лицо, находившееся в агонии. Жизнеспособности убиваемого требовал Carpzow. Ансельм Фейербах внес это требование в Баварское Уложение 1813 г., но сейчас «степень энергии и правильности жизненных отправлений убитого, степень нормальности развития органов его тела не оказывают никакого влияния на состав убийства».[21] Уголовное законодательство в равной мере охраняет и жизнь ребенка, и взрослого человека, и старика. «Право прожить час так же священно, как и право прожить 60 лет», писал еще Штюбель, и «как с юридической, так и с практической точки зрения принятие жизнеспособности в число необходимых условий убийства оказывается несостоятельным».

      Б. Самоубийство и соучастие в нем. Самоубийство, как правило, в настоящее время уголовной ответственности за собой не влечет, а из ненаказуемости самоубийства вытекает также ненаказуемость и покушения на него, так как покушение на непреступное деяние также не является преступлением, подстрекательство и пособничество к самоубийству могут быть рассматриваемы лишь как delictum sui generis.

      Иначе, однако, решался этот вопрос ранее, а в некоторых странах иногда и сейчас.

      Каролина специально предусматривала самоубийство и карала его в некоторых случаях конфискацией имущества (Art. 135), а Тридентский собор (1568 г.), следуя взгляду блаженного Августина, истолковал шестую заповедь как безусловно запрещающую самоубийство. Труп самоубийцы поэтому подвергался позорному погребению. Наказуемость самоубийства в Германии была отменена Фридрихом I лишь в 1751 г. Французские законы в XVIII в. карали самоубийство повешением за ноги и конфискацией имущества в пользу короля,[22] а в английском праве еще и по сегодняшний день самоубийство рассматривается

19

«Признаки жизни суть признаки физиологические, и констатирование их вовсе не принадлежит исключительно судье, а в большей части случаев есть дело медика эксперта» (Там же. С. 25).

20

Напротив, английские источники исходят из того, что „a child in the act of birth… is not a human being… and the Killing of such a child is not homicide”. (Stephen. A digest of the Criminal law. London, 1904. P. 175).

21

Фойницкий. Курс уголовного права. Особенная часть. С. 15.

Таганцев писал: «…вопрос о жизнеспособности viabilitas объекта почти потерял свое значение» («О преступлениях против жизни». Т. I. С. 35).

22

Jousse. Traité de la justice criminelle de France 1771. Т. IV. P. 130–141; Muyart de Vouglans. Les lois criminelles de France suivant leur ordre naturel, 1780. P. 184–186; Gаrraud. Traitè du droit pénal français. Paris, 1891. P. 311–312. – Сейчас во Франции “Le suicide… ne constitue point un délit…" (Chaveau et Helie. Théorie du Code pénal. Paris, 1862. T. III. P. 452).