Избранные работы по уголовному праву. М. Д. Шаргородский

преступлениям, ибо теперь уже нет оснований находить в поведении матери, убившей своего ребенка, смягчающие вину обстоятельства в виде ссылки на тяжелые материальные условия ее существования, на стыд перед окружающими за рождение внебрачного ребенка и т. п.».[82]

      Рассматривая вопрос о том, насколько реальна необходимость усиления репрессия в отношении детоубийства в целях общей превенции, мы ранее всего находим, что за 1931–1934 гг. число подобных преступлений в РСФСР значительно сократилось, несмотря на характер репрессии в то время.

      Если принять 1931 г. за 100, мы наблюдаем следующее, %:

      * Авдеева М. Детоубийство // Социалистическая законность. 1937. № 8. С. 60.

      Однако иначе обстояло дело в последующие годы: если принять 1935 г. за 100, то дальше развитие шло уже следующим образом, %:

      Таким образом, как и следовало ожидать, в связи с борьбой с абортами детоубийство несколько росло, однако уже в 1937–1938 гг. рост приостановился и даже имело место новое снижение.

      Абсолютное число детоубийств у нас весьма невелико и никаких оснований для опасений о росте этих преступлений в дальнейшем, как мы полагаем, у нас нет, и имеются все основания полагать, что число этих преступлений будет сокращаться и далее. Тот рост числа детоубийств, который имел место в Германии, нам, конечно, не угрожает.[83] Напротив, сейчас в связи с изданием Указа Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 г. и, в частности, в связи с установлением положения о том, что «если одинокая мать пожелает поместить в детское учреждение рожденного ею ребенка на воспитание, детское учреждение обязано принять ребенка на содержание и воспитание полностью за государственный счет» (ст. 4), экономические причины детоубийства в СССР почти полностью уничтожаются и, значит, следует ожидать не роста, а значительного сокращения этой категории преступлений.

      Следует иметь в виду, что среди дел о детоубийстве еще недавно мы сталкивались вовсе не только со случаями, о которых мы писали выше. Изучение дел о детоубийстве показывало, что причинами этих преступлений часто являлись «сопротивление враждебных делу социализма элементов мероприятиям партии и правительства по охране прав и интересов детей, нежелание иметь детей и платить алименты, угрозы и издевательства над матерью со стороны отца ребенка, рожденного от случайной связи, ложный стыд, малокультурность матери и тому подобные обстоятельства».[84]

      Не вызывает, конечно, никаких сомнений, что такие случаи никак не могли влечь за собой смягченной уголовной ответственности и рассматриваться как привилегированные, и не эти случаи мы имели в виду, когда выше говорили о неправильности отнесения определенных видов детоубийства к квалифицированному убийству. Мы считаем, что острие репрессии во многих случаях должно быть направлено не против физических убийц, и здесь мы совершенно согласны с Тадевосяном, который пишет: «Особенно важно и здесь выявление

82

Тадевосян A. Об уголовной ответственности за преступления против детей // Сов. государство. 1940, № 8–9. С. 158. – Профессор Пионтковский также полагает, что наличие особого состава детоубийства сейчас не является необходимым (Пионтковский. Преступления против личности, М., 1938. С. 27–29)

83

Швейегеймер в работе «Эпидемия абортов и ее опасность» пишет, что «летом 1919 г. в Рейне по неосторожности утонул ребенок. Родители стали искать тело своего утонувшего ребенка и при этом в поисках одного утонувшего из реки были извлечены шестьдесят три детских трупика». (По работе Василевского «Аборт как социальное явление». Космос, 1927. С. 28).

84

Циркуляр Прокуратуры СССР 14 апреля 1937 г. и статья А. Тадевосяна. Закон 27 июня 1936 г. в действии // Социалистическая законность. 1937. № 8. С. 47.