Известный Алексеев. Т. 6. Избранные стихотворения. Геннадий Алексеев

бусов.

      Милиционер.

      Когда дождь,

      Он прячется под арку.

      И Александровская колонна.

      Когда дождь,

      она никуда не прячется.

      Ей приятно

      постоять на Дворцовой площади

      под дождем.

      Лошадь на Невском

      Лошадь на Невском.

      Идет себе шагом,

      тащит телегу.

      Лошадь пегая

      и абсолютно живая.

      И машины косятся на нее

      со злой завистью,

      и машины обгоняют ее

      со злорадством.

      – Эй, – кричат, – лошадь!

      – Ха, – кричат, – лошадь!

      А лошадь идет себе шагом

      и не оборачивается.

      Такая живая

      и такая хорошая.

      О пользе вязания

      Там женщины

      сидят себе и вяжут.

      Спокойные,

      сидят себе и вяжут.

      А мне так страшно,

      тошно,

      неспокойно.

      Эй, женщины!

      Да бросьте же вязать!

      Глядите —

      мир на проволоке пляшет!

      Он оборваться может

      каждый миг!

      Но вяжут женщины,

      не слушая меня,

      и спицы острые

      в руках у них мелькают.

      Я успокоился:

      знать, есть какой-то смысл

      в вязанье этом,

      значит, женщинам виднее.

      Ведь портить шерсть

      они не будут зря.

      Еще о вечности

      – Да, да,

      ничто не вечно в этом мире! —

      сказал я себе.

      Зашло солнце,

      и наступила

      пора свиданий и любви.

      И я увидел у ворот

      вечно юного Ромео,

      который что-то шептал

      в розовое ухо

      вечно любимой Джульетты.

      – Но ведь Шекспира же

      когда-то не было! – крикнул я им.

      Они засмеялись.

      «В один печальный туманный вечер…»

      В один печальный туманный вечер

      до меня дошло,

      что я не бессмертен,

      что я непременно умру

      в одно прекрасное ясное утро.

      От этой мысли

      я не подскочил,

      как ужаленный злющей осой,

      не вскрикнул,

      как укушенный бешеным псом,

      не взвыл,

      как ошпаренный крутым кипятком,

      но, признаться,

      я отчаянно загрустил

      от этой

      внезапно пронзившей меня мысли

      в тот

      невыносимо печальный

      и на редкость туманный вечер.

      Погрустив,

      я лег спать

      и проснулся прекрасным ясным утром.

          Летали галки,

          дымили трубы,

          грохотали грузовики.

      «Может быть, я все же бессмертен? —

      подумал я. —

      Всякое бывает».

      На мосту

      Глядел я долго,

      стоя на мосту,

      как вдаль текла Нева,

      как было ей вольготно

      течь на закат,

      как было ей смешно

      течь под мостами,

      то и дело огибая

      быки гранитные.

      Тут выплыл из-под моста

      буксирчик маленький

      с высокой

      старомодной,

      самоуверенно торчавшею трубой.

      Глядел я долго,

      стоя на мосту,

      как уплывал он

      в сторону заката.

      Труба его

      дымила вызывающе.

      Демон

      Позвонили.

      Я открыл дверь

      и увидел глазастого,

      лохматого,

      мокрого от дождя

      Демона.

      – Михаил Юрьевич Лермонтов

      здесь живет? —

      спросил он.

      – Нет, – сказал я, —

      вы ошиблись квартирой.

      – Простите! –