Неловкая поступь смерти. Наталия Антонова

раздался насмешливый бодрый голос Илинханова.

      Вместо того чтобы возмутиться, следователь, уже окончательно проснувшись, ответил:

      – Досыпаем, Зуфар Раисович, – и навострил уши, прекрасно понимая, что просто так уважаемый судмедэксперт названивать ему с утра пораньше не станет. И оказался прав.

      – Знаете, капитан, наша потерпевшая сначала приняла лошадиную дозу снотворного, потом утонула…

      – Как так утонула?! – не выдержал Наполеонов.

      – Да, об этом говорит вода в её лёгких.

      – А как же перерезанные вены?!

      – По ним полоснули бритвой, когда она уже умерла. Поэтому и вода в ванной чуть розовая.

      – Спасибо, Зуфар Раисович.

      – Пожалуйста, отчёт предоставлю позже.

      – Хорошо.

      Наполеонов отключился и задумался: «Так вот в чём дело… Но убийца, должно быть, сумасшедший! Зачем сначала топить человека, а потом резать ему вены. Или нетерпеливый наследник, желающий довести своё чёрное дело до конца? Нет, всё равно он псих! Если бы после снотворного женщина просто утонула, то у убийцы была возможность списать всё на самоубийство. А этот дилетант явно перестарался».

      Наполеонов бегом бросился под душ, а потом на кухню, надеясь наскоро перекусить и улизнуть на работу, пока мать ещё сладко спит.

      Но не тут-то было. Софья Марковна проснулась, видимо, услышав звонок сотового. Наполеонов мысленно хлопнул себя по лбу: «Вот балда! Опять забыл на ночь закрыть дверь своей комнаты». Но, скорее всего, Наполеонову разбудило материнское чутьё. И теперь она жарила сыну яичницу с ветчиной и помидорами. Аккуратно намазанные маслом тосты уже лежали на тарелке. Поверхность горячего кофе в чашке покрывала радужная пена.

      В доме Мирославы Волгиной кофе не пили. Но дома Шура был не прочь выпить чашечку-другую. Для начала он зачерпнул из вазочки чайной ложкой клубничное варенье и быстро отправил его в рот.

      Софья Марковна стояла спиной к сыну, но тут же сделала ему замечание:

      – Шура, ты опять испортишь себе аппетит!

      – Ма! Но как ты?

      – Что «как ты»? – спросила она, оборачиваясь и лукаво улыбаясь.

      – Как ты увидела, если стояла спиной? У тебя что, глаза на затылке или ещё в каком-то потаённом месте?

      – У меня ушки на макушке! – сказала она и тихонько хлопнула сына полотенцем. – И я слышу, как ты звякаешь ложкой.

      – Ма! Пожалуй, тебе пора всё-таки менять род трудовой деятельности, – проговорил он, сурово сдвинув брови.

      – Что ты имеешь в виду? – удивилась она.

      – А то! Хватит тебе бренчать на пианино. Пора заниматься серьёзными делами! Вот поговорю с начальством и трудоустроим тебя к нам.

      Она рассмеялась и погрозила ему пальцем. Потом спохватилась и быстро переложила поджарившуюся яичницу на две тарелки – ему побольше, себе чуть-чуть.

      – Хотя в одном ты всё-таки ошиблась, ма, – проговорил он, тыкая вилкой в горячую яичницу.

      – И в чём же?

      – А в том, – он на миг выпустил из рук нож и поднял указательный палец вверх, – что мой аппетит невозможно испортить ничем!

      Посмотрев на рожицу, которую