Жена на один год. Марья Коваленко

одна.

      Перед заснеженным городом, от которого отделяло лишь тонкое стекло.

      Растерянная и потерянная.

      Ровно на минуту.

      А потом дверь снова открылась, и на меня уставились знакомые серо-зеленые, очень уставшие глаза.

* * *

      Я помнила, что зимой не бывает гроз, прекрасно видела снег за окном, но все равно… стоило взглядам пересечься, в меня будто молния ударила. Вдохнуть не получалось. Сказать ничего не могла.

      Руки повисли, как плети. А сердце с такой силой бухнулось о грудину, словно вырваться захотело… тоже посмотреть.

      Это был какой-то паралич. Уникальная реакция на одного единственного человека. Шесть лет назад справиться с этим состоянием не помогли ни крики «родителей», ни притихший Демон. Я, как сейчас, помнила тот свой позорный ступор и снова не могла произнести ни слова.

      Дурочка. Ненормальная.

      – Здравствуйте, красавица.

      У Никиты, как и в прошлый раз, проблем с речевым аппаратом не возникло. Словно все в полном порядке, он вошел на балкон и закрыл за собой дверь.

      – Прячешься? – Невесело улыбнулся. Одними губами.

      По всем правилам я просто обязана была к этому времени очнуться. И заведующая детским домом, и «родители» уже б со стыда сгорели от моего молчания. Но я, как немая, хлопала ресницами, жалась к стене и не могла выдушить из себя ни звука.

      В голове вспыхнули сразу несколько вопросов и яркой гирляндой принялись мигать перед глазами: «Он пришел?», «Мне не снится?», «Я… красавица?». А в горле образовался ком.

      Поводов упасть в обморок собралось хоть отбавляй. Гораздо проще, казалось, поверить, что Никита Лаевский плод моего воображения. Ждала ведь, надеялась – и вот!

      Но высокий плечистый мужчина рядом был намного ярче любых воспоминаний. И намного красивее, будто возраст добавил ему какой-то своей особой мужской привлекательности.

      – Там настоящий серпентарий собрался… – Не обращая внимания на мой шок, Никита кивнул в сторону двери. – Таких гостей только на поминки звать. В гробу будет без разницы, кто мельтешит рядом, а им все равно, что праздновать.

      Не касаясь, он стал совсем близко и перевел взгляд на заснеженный город за окном.

      – Наверное… – незнакомым голосом смогла прошептать я.

      Тело так и соскальзывало по стеночке вниз, но что-то внутри, похожее на рой бабочек, не давало упасть.

      – Мне тут сорока на хвосте принесла, что одна юная леди недавно поступила в медицинский? – неожиданно сменил тему разговора Никита.

      Сделал он это так легко, будто мы уже час прохлаждаемся на балконе и успели обсудить все, что произошло с каждым за шесть лет.

      – А у этой сороки не было случайно больших усов и овчарки… малинуа?

      Я не смогла сдержать улыбку. Впервые за вечер она была настоящей. Даже щеки не заболели.

      – А как же рисование?

      Пристальный взгляд остановился на моем виске. Я не видела этого, но почувствовала. Как прикосновение! И в памяти