Владислав Ходасевич. Чающий и говорящий. Валерий Шубинский

иче довольно ограничена в сравнении с исследованиями жизни и творчества других первостепенных поэтов Серебряного века. Три монографии, посвященные творчеству Ходасевича в целом, написаны по-английски (Дэвид Бетеа), по-немецки (Франк Гёблер) и по-французски (Эммануэль Демадр)[1]; на русском языке ни одной работы такого рода не существует. Крупные и заслуженные ученые, такие как Инна Андреева, Николай Богомолов, Сергей Бочаров, Олег Лекманов, Джон Малмстад, Ирина Сурат, Всеволод Зельченко, Роберт Хьюз, Рашит Янгиров, Андрей Зорин осветили в своих научных работах многие частные вопросы биографии и творчества поэта. Но конференций, чтений, семинаров, научных сборников, посвященных Ходасевичу, к сожалению, до сих пор не появилось.

      Что же до биографий в собственном смысле слова, то настоящая книга, впервые изданная в 2011 году в издательстве “Вита Нова” и через год – в серии ЖЗЛ издательства “Молодая гвардия”, стала первым опытом в этой области. Вслед за ней появилась книга Ирины Муравьевой “Жизнь Владислава Ходасевича” (СПб.: Крига, 2013).

      При работе над биографией Ходасевича невольно вспоминаешь его собственные книги и статьи, посвященные судьбам поэтов – предшественников и современников. С одной стороны, “Державина”, который заслуженно считается блестящим образцом героизированного, очищенного от случайных (а иногда и неслучайных) пятен и теней жизнеописания поэта-классика. С другой – столь же замечательные мемуарно-некрологические эссе из “Некрополя”, в которых основное внимание привлекают именно пятна и тени.

      По какому пути идти биографу самого Ходасевича? Видимо, ни по первому, ни по второму. Замалчивание человеческой и жизненной изнанки, сглаживание углов лишь оскорбляет память художника. Но обращаясь к этой изнанке, изображая живого человека в его слабости и несовершенстве, мы не должны ни на минуту забывать о его силе и величии, которые проявляются прежде всего в творчестве.

      Удалось ли автору выполнить эту задачу – судить читателю.

      Автор благодарит первых редакторов книги – И. В. Булатовского и П. В. Матвеева, и в особенности Р. Д. Тименчика и В. В. Зельченко, которые прочитали книгу в рукописи (в наши дни это выражение носит, конечно, фигуральный характер) и высказали множество ценных замечаний.

      Спасибо О. А. Юрьеву, О. Б. Мартыновой и В. А. Дымшицу за консультации и добрые советы; рецензентам, особенно В. А. Молодякову, за замеченные недочеты и неточности. В настоящем, третьем издании книги их замечания учтены, внесен ряд исправлений и уточнений.

      В книге используются следующие сокращения:

      ГЛМ – Государственный Литературный музей;

      ГМП – Государственный музей А. С. Пушкина;

      ГРМ – Государственный Русский музей;

      ГТГ – Государственная Третьяковская галерея;

      ИМЛИ – Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН;

      ИРЛИ – Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН;

      МГИА – Московский государственный исторический архив;

      РГАЛИ – Российский государственный архив литературы и искусства;

      РГБ – Российская государственная библиотека;

      СС-2 – Ходасевич В. Собрание сочинений: В 2 т. Ann Arbor: Ardis, 1983, 1990;

      СС-4 – Ходасевич В. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1996–1997;

      СС-8 – Ходасевич В. Собрание сочинений: В 8 т. М., 2009.

      РГИА – Российский государственный исторический архив;

      РИАМ – Российский исторический архив Москвы.

      Глава первая. Истоки

      1

      Владислав Ходасевич родился в Москве, в сердце “коренной России”, но в семье католического вероисповедания. Дома говорили по-русски (причем это был чистый московский говор) и по-польски. Корни поэта – в сотнях километров к западу от места рождения, в современных Литве и Белоруссии.

      О предках по отцу известно немногое, да и то лишь со слов самого Ходасевича и его близких.

      Анна Ивановна Ходасевич (урожденная Чулкова), вторая жена поэта, вспоминала:

      Отец его, Фелициан Иванович, был из литовской обедневшей дворянской семьи ‹…›. Я видела документы деда, носившего фамилию Масла-Ходасевич, с дворянским гербом, на котором был изображен лев, стрелы и еще какие-то атрибуты – все ярко-синее с золотом[2].

      Анна Ивановна разделила с Ходасевичем десять лет жизни; столько же прожил он с Ниной Берберовой. В некрологе Владиславу Фелициановичу Берберова писала:

      Отец его был сыном польского дворянина, одной геральдической ветви с Мицкевичем, бегавшего “до лясу” во время восстания 1833 года. Дворянство у него было отнято, земли и имущество тоже[3].

      А вот строки самого поэта – из стихотворения “Дактили” (Январь 1927–3 марта 1928):

      Был мой отец шестипалым. По ткани, натянутой туго,

      Бруни его обучал мягкою кистью водить.

      Там, где фиванские

1

См.: Bethea D. M. Khodasevich: His Life and Art. Princeton, 1983; Göbler F. Vladislav F. Chodasevic: Dualität und Distanz als Grundzüge seiner Lyrik. München, 1988; Demadre E. La quête mystique de Vladislav Xodasevic: Essai d'interprétation de l'œuvre poétique du dernier symboliste russe. Villeneuve, 2000.

2

Ходасевич А. И. Воспоминания о В. Ф. Ходасевиче // Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 391.

3

Берберова Н. Памяти Ходасевича // Современные записки. 1939. Кн. LXIX. С. 73.