Русский крестьянин в доме и мире: северная деревня конца XVI – начала XVIII века. Елена Швейковская

не путем естественного, а инициированного извне (для семьи) упрощения состава за счет вырывания структурообразующих звеньев (мужчины) и последующей утраты и даже вымирания сопряженных с ними составляющих (женской и детской). Предложенный нарратив вхождения в отдельные крестьянские дворы и детального проникновения в сложившиеся в них между переписями 1710 и 1717 гг. ситуации, позволил наполнить сухой и однообразный материал живой жизнью. У незаинтересованного читателя может возникнуть упрек автору в перегруженности текста однообразным материалом и его монотонности, однако это обусловлено содержанием источника, и именно за счет такой формы удалось вникнуть в конкретные судьбы людей, выявить стратегии крестьянских семей и практиковавшиеся землевладельцами. Вместе с тем из изложенного наглядно предстает реальная стоимость начавшейся петровской модернизации, которая выражена в человеческих жизнях безмолвствующего, в основном, большинства, но реагировавшего радикально и традиционно – бегством. Отмечу и важную источниковедческую особенность переписи 1717 г. Она уникально зафиксировала момент пульсации состава семей, столь трудно уловимый по источникам.

      Глава 3

      Внутрисемейные отношения

      Реконструкция отношений в семье – важный фактор установления существовавших связей в группах разного рода и масштаба. Для получения суждений по такому не простому вопросу более всего подходят источники, которые возникли в самих группах и фиксировали бы внутренние отношения, а они специально не документированы. Полагаю, что некоторую информацию можно извлечь из поземельных актов крестьян, которые оформляли имущественные сделки, причем договорного характера, на дворы вместе с землей. Крестьяне воспринимали двор именно в совокупности – жилой комплекс с возделываемыми земельными угодьями. Понимание такого единства проявлялось в употреблении ими широко распространенных выражений ценностного характера: продал «свою деревню», хотя реализовалась ее часть – четвертая, восьмая, шестая или иная, деревня – «вотчина наша деда и отца моего» или «по купчим наша вотчина»[189]. Акты могут, в какой-то степени, пролить свет на некоторые отношения между членами семьи, но они мало пригодны для раскрытия причин, обусловливавших те или иные поступки крестьян, а тем более эмоциональных состояний. Наиболее интересны среди таких документов те, в которых фигурировали родственные группы крестьян, участвовавшие в сделке либо как продавцы, либо как покупатели домохозяйств[190].

189

О видах межкрестьянских поземельных сделок и обычноправовых нормах, на которых они основывались, см.: Швейковская E. H. Государство и крестьяне России: Поморье в XVII веке. М., 1997. С. 98–128.

190

Здесь и далее «домохозяйство» употребляется в значении комплекса жилого дома-двора и владеемой земли.