Штрафной взвод на Безымянной высоте. «Есть кто живой?». Сергей Михеенков

за Десной тоже земля наша, русская, и ее тоже выручать надо. Если б за Десной война кончилась, да тут бы мы его коленками задавили…

      – Там все же легче будет. Смоленск рядом.

      – А это правда, – вдруг согласился пожилой. – Там, за Десной, глядишь, сменят наш полк. Во второй эшелон отведут. Мы уже негожие стали, уморенные. Для наступления свежий народ нужен. Хоть вошь из одежки выморим. В баньке помоемся.

      – Тебе, дядь Петь, только бы одно – в тыл, да вшей поморить.

      – Тыл каждому солдату мил. А вошь заела. Что-то в последние дни больно густая пошла да злая. Надо ее поголовье снизить. А воевать… Навоюемся еще. Я, Колюшка, уже довольно пожил на этом свете. Детей, вон, нарожал. Дети большие уже. Если что, без отца не пропадут. Дом построил. Бабу красивую любил. И еще одну имел, городскую, интеллигентную.

      – Вот так новость! Чужую, что ль?

      – Нет, она незамужняя была, – возразил пожилой солдат. – Чужая, брат, это когда мужняя жена. С такой грех. А тут… Тут с ее стороны никакого греха. Тут уж, брат ты мой, я грех на душу принял.

      – Ну и ну! Расскажи, дядь Петь, как дело-то было? – загорелся пулеметчик. – Ты про это раньше не рассказывал.

      – Не рассказывал, верно. Про все, что в жизни приключилось, не расскажешь. Да и незачем.

      Правее басовито и размеренно простучал длинной очередью ручной пулемет Дегтярева.

      – А ты-то, парень, – продолжил свою речь старый боец, – бабу аль девку поимел хоть раз? Знаешь хоть, где у бабы жарче всего?

      – Да было дело… – И пулеметчик вяло усмехнулся.

      – Было? Аль врешь? А? Как про сапоги… – Пожилой добродушно засмеялся. – Значит, не было.

      Помолчали.

      – Ты ничего не слышишь? – вдруг насторожился пожилой.

      – Что, дядь Петь?

      – Будто зашуршало там.

      – Где?

      – Там, возле проволоки. Кинь-ка гранату. Ты половчее меня. А то подползут…

      Ратников невольно напрягся. Он тоже прислушался, но ничего подозрительного не услышал.

      Щелкнул запал, и через некоторое мгновение ночь разорвало взрывом гранаты.

      – Не туда ты ее запульнул. Далеко. А ну-ка, другую, поближе.

      За бруствером лопнула еще одна граната. На этот раз совсем близко, так что над траншеей упруго прожужжали осколки.

      Нет, подумал со вздохом Ратников, не поговоришь на фронте о мирном, не забудешься в довоенных воспоминаниях, когда каждый миг был счастьем. А вот ему, Ратникову, счастье выпало и на фронте. Настоящее счастье с женщиной. Да такое, что только роман писать.

      – Никого там нет, – сказал пулеметчик.

      – Кто его знает. Береженого, знаешь…

      – А может, кто из своих ползет? Раненые. С нейтралки. Там сегодня штрафников вон сколько осталось. Да, дядь Петь, наша судьба еще не такая лихая. А ихнего брата совсем не жалеют. Вон сегодня что было… Без артподготовки, под пулеметы…

      – Осужденные ведь, – нехотя пояснил пожилой. – Искупить должны.

      Ратников затаил дыхание и почувствовал, как пересохли