Дневники принцессы. Мэг Кэбот

сползая на стуле.

      – Миа, неужели ты не понимаешь? – огорченно проговорил папа.

      Я утомленно положила голову на стол. В «Плазе» вообще-то так себя вести не положено, но что-то я не заметила, чтобы Иванка Трамп за мной наблюдала.

      – Нет… Наверное, не понимаю. А что я должна понимать?

      – Ты больше не Миа Термополис, малышка, – сказал папа.

      Поскольку мои родители не были женаты и мама была против уз патриархата, она дала мне свою фамилию, а не папину.

      Я приподняла голову и озадаченно моргнула.

      – Нет? Кто же я тогда?

      И папа так слегка печально произнес:

      – Амелия Миньонетта Гримальди Термополис Ренальдо, принцесса Дженовии.

      Вот и хорошо.

      ЧТО? ПРИНЦЕССА? Я – ПРИНЦЕССА?

      Ага, конечно.

      Ну какая из меня принцесса? Я настолько не принцесса, что, как только папа это сказал, сразу начала плакать. Мне было отлично видно собственное отражение в большом золотом зеркале на стене напротив – физиономия сразу пошла красными пятнами, как на физре, когда мы играем в вышибалы и меня заденут мячом. Ну разве это может быть лицо принцессы?

      И вообще, видели бы вы меня. Да вы в жизни не встречали человека, который настолько не похож на принцессу! У меня совершенно никакие волосы – не гладкие, не кудрявые – и свисают на спину не ровно, а углом, так что приходится их коротко стричь, чтобы не выглядеть как знак «Уступи дорогу». И я не блондинка и не брюнетка, а что-то среднее, такой цвет называют русым или грязно-русым. Прелесть, правда? И у меня огромный рот, и плоская грудь, и ноги как лыжи. Лилли говорит, единственное, что во мне есть красивого, это глаза. Они у меня серые, но в тот момент они были скорее красные и узкие, как щелки, потому что я пыталась не реветь.

      Принцессы ведь не плачут, да?

      Папа принялся похлопывать меня по руке. Я, конечно, люблю папу, но он просто ничего не понимал и все говорил, что ему очень жаль, а я даже ответить не могла, потому что боялась разреветься еще сильнее. Он уверял, что все не так страшно, что мне понравится жить вместе с ним во дворце в Дженовии и что я смогу навещать своих друзей, когда только захочу.

      Вот тут я не выдержала.

      Мало того что я принцесса, так еще и должна переехать?!

      Я даже плакать перестала – так разозлилась. Просто по-страшному. Меня трудно разозлить, потому что я не люблю ссориться и все такое, но если уж я выйду из себя, то берегись!

      – Я не перееду в Дженовию, – громко сказала я.

      Это правда было громко, потому что все японские туристы разом обернулись и посмотрели на меня, а потом зашептались между собой.

      Папа остолбенел. Последний раз я кричала на него лет сто назад, когда они с бабушкой решили, что я должна попробовать фуа-гра. Да мне пофиг, что это считается деликатесом во Франции, я не желаю есть ничего, что когда-то ходило и крякало.

      – Но, Миа, – начал папа, надеясь меня вразумить, – я думал, ты поняла…

      – Я поняла только то, что ты врал мне всю мою жизнь. И после этого я должна к тебе переехать?

      Прекрасно