Русь неприкаянная. Александр Дудин

стать.

      Предводитель-байбак

      По инстанциям кляузы строчит,

      Надевая шлею

      На рабоче-крестьянскую рать.

      Недомыслия груз

      Не выносят ослабшие ноги,

      Недоверия плеть

      Все больнее стегает хребты.

      Бриллиантовый туз

      Захотели чиновные боги

      Для себя поиметь,

      Чтоб мужицкие сгладить черты.

      Реформаторства суть

      Оголяет аорты и нервы,

      Ощеряя оскал

      Приблудившей мистерии сил.

      Поднимается муть:

      Кто был крайним – становится первым;

      За червонец продал,

      Что вчера за полушку купил.

      Революция есть! —

      Нам не надо ещё революций.

      Надоело смотреть

      На терпимость безродных людей.

      Но разносится весть,

      Что Россия – вертеп экзекуций,

      Чтобы так умереть,

      Нам не надо великих идей.

      Декабрь

      С неба сыплется легкое чтиво

      На страницы широких полей,

      Отбивают поклоны учтиво

      Тени старых больных тополей,

      Шепелявят еловые лапки,

      Забывая слова впопыхах,

      На заборе боярские шапки

      В горностаево-белых мехах.

      Неуклюже ютится церквушка,

      Прикорнув в неживых облаках, —

      Как потерянная игрушка,

      Переломанная в веках.

      Память тяжко сжимается болью

      И саднит накатившая грусть —

      То декабрь сживается с ролью

      В балагане под вывеской «Русь».

      «Ворвался вечер в мусорные баки…»

      Ворвался вечер в мусорные баки

      дворов. Измят небесный коленкор.

      И ветры – беспородные собаки —

      метут хвостом из подворотен сор.

      Два облака на скуле небосвода,

      как вспененное мыло для бритья.

      И в окнах свет в любое время года

      и сквозняков киржачья лития.

      Пальтишечко, что куплено на вырост,

      мало, и циклопический размер

      стопы – таким вот

      пасынком родилась

      моя судьба в ночь вымученных сфер.

      Не очень разбираясь в сути дела,

      Брала за горло прихотью своей.

      Бессонницей совелою глядела

      Во тьму души облаянной моей.

      Не постучать в зашторенное время

      Дня и во мрак полуночи не бить…

      Свербят года седеющее темя

      И не дают прошедшее забыть.

      Город

      Дышат печные драконы на крышах,

      Заполночь пьет торжество вакханалий,

      И фейерверков стоцветные искры

      Высь надрывают раскатами грома.

      Плоть веселится, похерив законы,

      Город замешан на пьяной опаре,

      Щупальца улиц влекут за собою

      Праздные толпы. Слепит фонарями

      Громкоголосая дикая сцена —

      Вечный притон трубадуров и бардов,

      И скоморохов увечные лики

      Смех изрыгают в гулящие толпы.

      Ночь.