Невозможность страсти. Алла Полянская

талантливый архитектор, сестра Матвеева Ника и её муж, спокойный и взвешенный Лёха Булатов. Все они, связанные годами дружбы и кровным родством, так давно и прочно обосновались в жизни Валентина, что сейчас, увидев их всех здесь, он невероятно обрадовался. Уж вместе они что-нибудь придумают.

      Ровена устроилась в дальнем кресле, забравшись в него с ногами, а на кухне слышались голоса Ленки и Ларисы – они, похоже, пытались накормить ужином Юрика. Голос сына, капризный и протестующий, подействовал на Валентина умиротворяюще. Все, кого он любит, собрались, и не случилось непоправимого, Павел нашёлся.

      – Привет, Семёныч. – Панфилов вопросительно посмотрел на него. – Что скажешь?

      Панфилов и зимой, и жарким летом всегда одинаково подтянут, одет с иголочки, чисто выбрит, а его туфли – просто эталон элегантности. Валентин не знал, как это ему удаётся, но за Сашкиным подчёркнутым щегольством прятался острый ум и невероятная интуиция.

      – Накачали психотропами и прочими похожими веществами. – Валентин вздохнул. – До этого кололи всякие препараты, их названия вам ничего не скажут, следы их в крови Павла сейчас уже незначительны – жарко, с потом выходят и вещества, но, судя по их характеру, нашего Павла допрашивали, и очень тщательно. И хорошо, если он вспомнит, кто это был и на предмет чего его допрашивали.

      – Что значит – не вспомнит?! – Панфилов прошёлся по комнате и остановился, вполоборота глядя на Валентина. – Семёныч, что с ним случилось?

      – Не знаю. – Валентин обвёл глазами собравшихся. – Физически он не пострадал – ну, в смысле, ему не ломали пальцы, не жгли, не вгоняли иглы под ногти – ничего подобного. Но он накачан такими веществами, что будет отлично, если он сам себя вспомнит. Я вообще боюсь предполагать, как на него могли подействовать те препараты, что ему кололи. Они и поодиночке небезопасны даже в малых дозах, а в смеси могут дать очень неприятный психотропный эффект, и самое главное, эффект индивидуальный, от краткосрочной амнезии до параноидального психоза.

      Из комнаты, где лежал Павел, послышался сдавленный крик:

      – Мааам!

      Валентин бросился туда, но Ровена каким-то непостижимым образом успела первая.

      Павел выполнил классический захват – Тимка висел, зажатый его рукой, лицо его, неживое и бледное, испугало Валентина до потери пульса. Он знал этот захват, Павел вполне мог убить Тимку. И, возможно, уже убил.

      Ровена страшно закричала и бросилась на Павла. Тот, не ожидая нападения, отпустил Тимку, и мальчик упал на ковёр, ногти Ровены полоснули Павла по лицу, оставив кровавые борозды, – а в следующую секунду она ударилась о стену с глухим стуком, грохнулась на паркет и застыла неподвижно. Безумный взгляд Павла метнулся к вбежавшим в комнату и остановился на Панфилове, потом на Валентине. Павел сделал вдох, его грудная клетка ходила ходуном, но из взгляда исчезло безумие – он узнал их. Пошатнувшись, он опустился на кровать, по руке его стекала кровь – там, где он выдернул иглу капельницы, а лицо выглядело словно после нападения Фредди