Принцесса крови. Дмитрий Агалаков

вино в серебряных кубках, извлеченных из дорогих резных буфетов. В зале стоял легкий возбужденный гул, предвестник большого торжества.

      – День рождения его величества, что мы праздновали накануне, и то отмечалось с меньшим шиком, – заметил Жорж Ла Тремуй, фаворит короля и его советник, подходя к Раулю де Гокуру, первому камергеру Короны и губернатору Шинона. – Вы не находите?

      – Считайте, что это всего лишь продолжение праздника, – откликнулся тот. – Король на то и король, чтобы позволять себе такие малости.

      – Интересно, она и впрямь заслуживает такого внимания? – точно сам с собой рассуждал Ла Тремуй. – Одно дело, подкупить своим красноречием приходского священника и коменданта провинциальной крепости, и другое – справиться с целым двором. Что вы об этом думаете, де Гокур?

      – Ответ на ваш вопрос мы узнаем с минуты на минуту.

      Ла Тремуй вздохнул:

      – О да. С минуты на минуту. Только, боюсь, если Дама Жанна окажется не орлицей, а жаворонком, орлеанцы не простят нам ошибки. Ведь они ждут Афину-Палладу, не меньше. И ждут как манны небесной!

      Помолчав, Рауль де Гокур сказал:

      – Если чего орлеанцы и не простят нам, так это глухоты и слепоты, монсеньер. Жаворонком или орлицей, но они должны увидеть Жанну Девственницу. И они ее увидят.

      Оба вельможи не испытывали симпатий друг к другу. Тем не менее они разулыбались и, не сговариваясь, стали следить за королем. Карл Валуа сейчас что-то шептал на ухо своей очаровательной жене, Марии Анжуйской, – улыбчивой, молодой, беззаботной. Шептал и время от времени смотрел на двери. Его волнение не могло укрыться от взглядов опытных придворных – Рауля де Гокура и Жоржа Ла Тремуя.

      – Я беспокоюсь за его величество, – обронил Ла Тремуй. – Королева Иоланда, да хранит ее святой Михаил, так тесно окружила его заботами, связанными с приездом Дамы Жанны, что король вот уже которую неделю бледен. На наше горе он просто изводит себя этими новостями. Глядя на государя, я и сам стал хуже спать.

      – Не знаю, вернет ли приезд Девы Жанны ваш сон, монсеньер, – вежливо заметил де Гокур. – Но, держу пари, что он вернет румянец на щеки его величества.

      Не сводя глаз с короля, Ла Тремуй поднял брови:

      – Вы так думаете? Дай-то Бог, дай-то Бог…

      Рауль де Гокур, первый камергер Короны и губернатор Шинона, опасался Ла Тремуя, потому что знал: тот способен на любую подлость. Не так давно Ла Тремуй добился от короля опалы коннетабля Артюра де Ришмона, своего недавнего покровителя, приблизившего его ко двору. В свою очередь, первый министр и первый хитрец «Буржского королевства» не доверял де Гокуру и побаивался его, так как тот был храбрым рыцарем и ему благоволила теща короля. Иоланда Арагонская, дама, выкованная из стали, являлась последним оплотом, мешавшим Ла Тремую окончательно подчинить себе молодого и нерешительного монарха. Несмотря на то что вельможи терпеть не могли друг друга,