Высокая вероятность. Василий Гурковский

ней девочкой, с не особо приятной внешностью, поэтому три трудных года фашистской оккупации, прошли для неё без дополнительных неприятностей. На неё мало кто обращал внимание, как на девочку, что, конечно, было ей неприятно, но с этим можно было жить.

      В сорок четвертом году вернулись наши, освободили село и пошли дальше, а Люда пошла во второй класс, потеряв три школьных года при румынах. В том, сорок четвертом, многие, уцелевшие во время войны дети, пошли в «свои» классы – кто не ходил до войны в школу – в первый класс, а кто ходил – продолжали учиться дальше, также, как и Люда.

      Её отец погиб на фронте, жила она с мамой в сельском доме. В этом же селе, жила и её старшая сестра, с тремя детьми, на другом конце села, возле берега Днестра. Муж у неё тоже погиб на фронте, трое малых детей, жили они более, чем трудно, поэтому мама Люды, больше времени проводила в семье старшей дочери, помогая ей и по уходу за детьми, и по хозяйству. Люда, как уже «взрослая», чаще всего оставалась дома одна. Работала на огороде, прибиралась в доме. С детства любила чистоту и аккуратность. Подруг у неё не было. Во время войны, дети отвыкли общаться, это было запрещено, а после войны – простые, подростковые связи налаживались с трудом. Рядом с их домом не было подходящих по возрасту – ни девочек, ни мальчиков, а одноклассники – жили в разных концах села, поэтому Люда, коротала время одна, занималась уроками, домашним хозяйством, иногда посещала семью старшей сестры.

      Вынужденное одиночество, очень угнетало энергичную и пытливую девочку, но время шло, а никаких изменений в её жизни не происходило.

      В школе – она училась средне. Трудное было послевоенное время для всех, в том числе и для школьников. Тетради были в основном самодельные, сшитые из оберточной бумаги или из чистых листов, вырванных из довоенных тетрадей. Писали на них «химическими» карандашами, которые, перед использованием, надо было смачивать слюной. Так как парты и столы во время войны растащили на топку, школьники сидели за длинными, сколоченными из горбылей, столами, на длинных скамейках, сбитых из тех же горбылей.

      Люда с мамой жили вдвоем на кухне. В доме было еще две комнаты, и летом, они спали в одной из них. А в холодное время- ютились на кухне, там было теплее. Топили плиту тем, что собирали по огороду – прошлогодней сухой травой, высохшими ветками деревьев. Главным же «топливом» служили сухие стебли кукурузы и вырванные, высушенные с лета, корни той самой кукурузы, они дольше держали тепло.

      Электричества тогда в селе не было, приходилось работать и учиться при керосиновой лампе, с которой тоже часто были проблемы, в основном – с её заправкой – то денег не было, то – керосина….

      Недалеко от их дома, была контора одного из колхозов, в то время, в селе, где жила Люда, их было – Одиннадцать. Мама работала в конторе уборщицей, Люда часто помогала ей, но это было не очень удобно, особенно в период занятий в школе. Мама старалась пораньше убраться в конторе, а потом – на весь день, а часто и в ночь, отправлялась в семью старшей дочери, там было масса проблем, в том числе и со здоровьем детей. А Люде ходить в школу было довольно далеко, и, хотя она вставала разом с матерью, их пути сразу расходились – мама – на работу, дочка – в школу. Помогать маме по работе, она могла только по выходным, то есть – по воскресеньям, ну и во время школьных каникул. Так они и жили в первые, послевоенные годы. Люда носила шитые -перешитые платья, собранные из обрезков старых маминых или тетиных платьев, зимой надевала старое мамино пальто, с обрезанными рукавами и подолом, и её же сапоги.

      Сразу после ухода румын и немцев, дети в селе, почти все, ходили – кто в чем мог, но постепенно шло расслоение детского общества, причем довольно заметное. Те дети, у кого вернулись домой отцы, которые сразу шли на работу, там получали зарплату и какие-то пайки или продовольственные карточки, и по внешнему виду, и по многим другим показателям, заметно отличались от детей – сирот, особенно из многодетных семей, где одна мать не знала, как свести концы с концами в своей семье и, где одна обувка, иногда, использовалась детьми по очереди. Один – наденет, час погуляет на улице – передает другому и – так далее….

      Потом пришел страшный сорок шестой год. Голод накрыл все Приднестровье. Такого голода, никто из старожилов не помнил за всю историю села. Много людей унесла та зима, с сорок шестого на сорок седьмой год, в первую очередь – из старых, и малых.

      Вряд бы пережили ту зиму и Люда с мамой, и сестра с детьми. Но им повезло. Рядом с домом сестры, располагалась небольшая колхозная свиноферма, сестра там работала и все трое детей ходили на ферму вместе с ней и там часто питались запаренным в большом чане комбикормом, собирая остатки после кормления свиней.

      Люде и её маме, понемногу помогала мамина старшая сестра, тетя Клава. Она жила рядом, в городе Тирасполе, еще с довоенных времен, и работала заведующей столовой при кирпичном заводе. Там, в заводском поселке, так называемой «кирпичной слободке», у неё был свой дом, построенный мужем, после того, как они поженились, потом муж ушел на фронт и не вернулся, с тех пор тетя жила одна. Детей у них не было.

      Благодаря её посильной помощи, Люда с мамой пережили то тяжелейшее время, а уже в сорок седьмом году, жизнь и в селе, и в