На берегу. Ольга Кузьмина

ам:

      – Маланья, кузнецова жена, бельё стирала, так её Водяной испужал до того, что она все рубашки мужнии упустила. А их волной унесло.

      – Да не стирала она, а с полюбовником в ракитнике валялась! – вскинулся Водяной. – Со студентиком из города! И рубашки ему же подарила.

      – Поклёп это! – Фигуристая Маланья протолкалась сквозь толпу деревенских, встала, подбоченившись, рядом со старостой. – Есть у тебя свидетели? А ежели нету, так и булькай себе под корягой, а честную женщину не позорь!

      – Да у меня полна река свидетелей!

      – Русалки не в счёт, – важно сказал староста. – Знамо дело, они с твоего голоса поют. Наших представь, из крещёного люда.

      Водяной беспомощно оглянулся на своих. Русалки смущённо потупились, бесы из омута недобро поглядывали на людей, но молчали. Здесь, на берегу Нечай-реки собрались все – и водные, и лесные, и болотные. На полосе разлива, что ни берег, ни река, триста лет как решались споры между деревенским людом и теми, кто на этой земле испокон веков обитал. Честно решались, по договору. И жили всегда мирно. Хлебные поля урожай давали сам-десять. Деревья на дрова без топора падали – обвязывай верёвкой и волоки в деревню. Рыбаки вдоволь рыбы добывали. Бабы в лес шли по грибы-ягоды – с полными лукошками возвращались. Лихие люди до деревни не добирались, в болотах пропадали.

      Лишнего с деревенских никогда не требовали. Всего-то – в лес идёшь, поклонись Лешему, оставь на пне угощение в чистой тряпице. Топором зря не размахивай, лесных жителей не пугай, ни силков, ни капканов не ставь. Водяному уважение окажи, коня пожертвуй по весне. Летом русалок порадуй – оставь на ивах и берёзах полотна на рубашку, ленты в косы.

      Последнее время жадничать стали деревенские. Вместо коня чучело соломенное повадились топить, вместо лент очёски оставлять. Случалось, что и зверей без спросу добывали. Но никогда до такого не доходило, чтобы на голубом глазу напраслину возводить, да ещё столь нагло.

      – Неспроста это, – шепнул Водяной на ухо Лешему. – Стоит за ними кто-то, подзуживает.

      – Узнать бы, кто, – пробормотал Леший, – да рыло ему начистить.

      – Силантия Кузнеца в лесу сосной задавило, – продолжал староста, ободрённый молчанием нечисти, – а вины его перед Лешим никакой не было. Произвол, стало быть!

      Леший с досадой крякнул. Он в тот день к соседу стадо зайцев перегонял. Что беда с кузнецом случилась, только с чужих слов узнал.

      – Подрубленная была та сосна, – попытался оправдаться Леший, уже зная, что всё без толку. – Белки видели.

      В толпе деревенских глумливо хохотнули.

      – Ты ещё жуков-короедов в свидетели пригласи! А ежели и подрубленная, так это бобры, небось, постарались. А их черти из омута подучили!

      Бесы заворчали, недовольно поглядывая на Водяного.

      – Доколе терпеть-то будем, батюшка? Только глазом моргни, мы этих охальником мигом вразумим! Узнают, где раки зимуют!

      – А болотники совсем распоясались, – торопливо зачастил староста. – Проезжих купцов зарезали и утопили…

      – Что?! – дружно возвопили болотные кикиморы. – Может, ещё скажешь, что и товары мы разграбили? А ежели домовых кликнуть? Не в твоём ли погребе те товары сыщутся?!

      – Цыц! – Коряжистый Болотник погрозил своей свите пудовым кулаком. – Неча напрасно глотки надрывать. Домовые супротив своих хозяев не пойдут, сами знаете.