Любовь Орлова. Отсутствует

театре, чтобы заниматься готовкой, уборкой и тому подобным, поэтому помощь Евгении Николаевны, взявшей в свои руки все домашние дела, оказалась как раз к месту.

      Но увы, этой идиллии скоро пришел конец. Взгляды Берзина, не одобрявшего слишком быстрые темпы коллективизации и повсеместное насаждение совхозов, были не по нраву его руководству, так же как и его «дурная привычка» говорить что думает.

      В 1928 году состоялся процесс над «врагами народа», действующими в промышленности – так называемое шахтинское дело. Следующими на очереди были «вредители» в сфере сельского хозяйства. Вскоре газеты начали писать о существовании подпольной «Трудовой крестьянской партии», которая якобы собиралась организовать крестьянские восстания, чтобы сорвать коллективизацию. 20 декабря 1929 года началась Первая Всесоюзная конференция аграрников-марксистов, где Сталин выступил с речью, разгромившей противников коллективизации. А затем последовали аресты…

      4 февраля 1930 года в Музыкальной студии давали спектакль из западной жизни «Джонни», в котором участвовала и Орлова. Домой она вернулась поздно, но еще успела увидеть, как в их квартиру явились сотрудники ОГПУ и увели Андрея Берзина. Больше она его никогда не видела.

      После ареста мужа Люба Орлова вернулась в квартиру родителей (точнее, они все туда вернулись). Несмотря на то что ей самой удалось избежать каких-либо репрессий, с тех пор она жила в постоянном страхе, что в следующий раз придут уже за ней. Мало того, что она была дворянка, так теперь еще и жена репрессированного «врага народа». Хуже не придумаешь!

      Впрочем, эта история ее не сломила, даже наоборот, ее характер только сильнее закалился. Орлова не собиралась склоняться под ударами судьбы. Ей даже хватило решимости вновь отвергнуть Михаила Немировича-Данченко – а он-то считал, что теперь, после ареста Берзина, его дело в шляпе. Но она не собиралась вступать в связь по расчету, а потом и вовсе влюбилась в другого человека. Ее избранником стал молодой австрийский инженер, работавший в СССР по контракту. Несмотря на то что об их романе много болтали, фамилии его молва не сохранила, но, пожалуй, можно предполагать, что он и стал первой серьезной любовью будущей кинозвезды. Все-таки за Берзина она вышла, руководствуясь скорее разумом, а не чувствами.

      Рассказывали, что «почти каждый вечер после спектакля австриец увозил актрису на своем черном хромированном «мерседесе» в ресторан, и только поздно ночью они возвращались в Гагаринский переулок. Оставаться там австриец не мог – старшие Орловы не одобряли увлечение дочери да и боялись за нее. Связь с иностранцем еще не считалась преступлением, как несколько лет спустя, но уже могла дорого обойтись советской гражданке. Но Люба, казалось, увлеклась не на шутку, забыв об осторожности. Когда родительские попреки надоедали ей, она переселялась на время к Францу, в шикарный номер гостиницы «Националь»…»

      Между тем карьера Орловой потихоньку шла в гору. Эпизодические роли сменились на второстепенные,