Русские исторические женщины. Даниил Мордовцев

без сомнения любивший «свою служебницу», «девку свою», заботился и о нарядах своей «дочки», и вот однажды с послом своим он велит ей сказать: «Приказывала ты ко мне о горностаях и о белках, и я к тебе послал 500 горностаев на 1500 подпалей. Приказывала ты еще, чтобы прислал тебе соболя черного с ногами передними и задними и с когтями; но смерды, которые соболей ловят, ноги у них отрезывают; мы им приказали соболей черных добывать, и как нам их привезут, мы к тебе пошлем сейчас же. А что ты приказывала о кречетах, то теперь их нельзя было к тебе послать, еще путь не установился, а как путь установится, то я к тебе кречетов пришлю сейчас же».

      Эта трогательная заботливость о дочери продолжалась до самой смерти «грозного» Ивана Васильевича.

      Умер и Александр, король Польский, и великий князь Московский. Елена стала вдовствующею королевою. Литва избрала своим великим князем брата Александра, Сигизмунда, короля Польского.

      До Москвы стали доходить слухи, что вдовствующую королеву и великую княгиню Елену начали будто бы теснить в Литве, что воеводы троцкий и виленский схватили ее в Вильне и свезли в Троки, казну ее забрали, земли отняли и т. п.

      Но у Елены уже не было в Москве сильного защитника – отец умер; матери, Софьи Палеолог, тоже не было уже на свете. Но оставался, впрочем, брат, такой же сильный, как и отец. Он горячо вступился за сестру по поводу слухов о притеснениях, будто бы делаемых ей в Литве.

      Но король Сигизмунд вот что, между прочим, отвечал по этому делу московскому послу:

      – Что касается до панов воевод виленского и троцкого, то нам очень хорошо известно, что они у невестки нашей казны, людей, городов и волостей не отобрали, в Троки и Биршаны ее не увозили и бесчестья ей никакого не чинили; они только сказали ей, с нашего ведома, чтоб ее милость на тот раз в Бреславль не ездила, потому что пришли слухи о небезопасности пограничных мест. Дивимся мы тому, что брат наш, по речам лихих людей, не доведавшись наверное, к нам присылает и говорит о том, что у нас и в уме не было. Мы, с тех пор, как стали господарем на отчине нашей, невестку нашу держали в большом почете, к римскому закону ее не принуждали и не будем принуждать, и не только не отнимали у нее тех городов и волостей, которые дал ей брат наш Александр, но еще несколько городов, волостей и дворов ей наших передали, и вперед, если даст Бог, хотим ее милость держать в почете. А чтоб брат наш мог лучше увериться, поезжай ты, посол, к невестке нашей королеве и спроси ее сам: что от нее услышишь, то и передай брату нашему, а вперед брат наш лихим людям не верил бы, чтоб между нами ссоры не было».

      Последние годы жизни Елены Ивановны не представляют уже того живого интереса, как первые годы ее жизни в Литве: со смертью мужа и отца кончается и ее историческая миссия, потому что в истории Литвы и России на первый план выступают другие интересы и другие лица, к которым мы и перейдем.

      Елена Ивановна умерла в 1513 году, прожив в Литве около 19 лет и совершив все, что она, поставленная в зависимое положение отцом и мужем, в состоянии была сделать в пользу дела