Вечный жид. Эжен Сю

стороны, я местами обрисовал жуткие последствия, происходящие от забвения всякой справедливости, милосердия, всякой симпатии к тем, кто издавна обречен на всевозможные лишения, бедствия, горести и молчаливо страждет, требуя только права на труд, то есть определенной заработной платы, соответствующей их тяжелому труду и скромным нуждам, – то здесь Вам снова надлежит воздать благодарность.

      Да, мой друг, потому что трогательная и полная уважения привязанность, выражаемая Вам множеством рабочих, трудом которых Вы пользуетесь, улучшая каждый день их духовное и материальное положение, является одним из редких и доблестных исключений, в свете которого особенно плачевным становится тот непросвещенный эгоизм, которому так часто безнаказанно приносится в жертву множество честных и работящих тружеников.

      Прощайте, друг мой; посвятить эту книгу Вам, выдающемуся художнику, Вам, одному из лучших сердец и лучших умов, какие я только знаю, – значит сказать, что за недостатком таланта в моем произведении найдут по крайней мере спасительные намерения и великодушные убеждения.

Париж, 25 июня 1845.Весь ваш Эжен Сю.

      Пролог

      ДВА КОНТИНЕНТА

      Поясом вечных снегов оковал Северный Ледовитый океан пустынные берега Сибири и Северной Америки, там, где лежат границы двух континентов: только узкий Берингов пролив разделяет их.

      Сентябрь приближался к концу.

      За осенним равноденствием пришли мрак и полярные вьюги… Скоро наступит ночь и сменит короткий, пасмурный северный день…

      Бледный диск негреющего солнца, еле поднимаясь на горизонте и слабо освещая мрачное, лилово-синее небо, уступает в белизне ослепительному блеску снега, которым на необозримом пространстве покрыты эти равнины.

      Границей пустыни на севере является берег, усеянный мрачными исполинскими скалами. У подножия этих титанов окаменело лежит в вечных оковах океан, неподвижные волны которого кажутся цепью ледяных гор. Голубоватые вершины этих гор теряются вдали в снежном тумане…

      На западе, между двумя стрелками Уликина мыса, крайней восточной границы Сибири, виднеется темно-зеленая полоса, где медленно плывут громадные ледяные глыбы. Это Берингов пролив.

      По ту сторону пролива, господствуя над ним, возвышаются гранитные массы Валлийского мыса, крайней границы Северной Америки.

      Эти пустынные широты совершенно необитаемы: нестерпимый холод рвет камни, расщепляет деревья, и сама земля трескается, выбрасывая снопы ледяных игл.

      Казалось бы, ни одно человеческое существо не могло осмелиться нарушить уединение этих просторов, царство льда, бурь, голода и смерти.

      А между тем, как ни удивительно, можно различить следы ног на снегу, который покрывает ледяные пустыни – окраины двух континентов, разделенных Беринговым проливом.

      На американском материке следы легкие, маленькие, свидетельствующие о том, что здесь проходила женщина.

      Она направлялась к скалам, откуда виднеется через пролив снежная пустыня Сибири.

      Со стороны Сибири следы более крупные и глубокие, свидетельствующие о том, что здесь проходил мужчина.

      Он также направлялся к проливу.

      Казалось, что мужчина и женщина надеялись увидеться через узкий рукав моря, разделяющий два континента. На свидание это они стремились, по-видимому, с противоположных концов земного шара.

      Еще более поразительное явление: и мужчина, и женщина прошли по пустынным местам в разгар страшнейшей бури.

      А буря была такая, что с корнем вырвала, сломала и унесла вдаль несколько столетних лиственниц, вершины которых возвышались тут и там в этой пустыне, точно кресты на кладбище.

      И этой буре, с корнями вырывающей деревья и сотрясающей ледяные горы, сталкивая их с громовым грохотом, этому бешеному урагану противостояли два путника.

      Они противостояли ему, не уклоняясь ни на шаг от направления, которым следовали… Об этом можно судить по их ровным, прямым и твердым следам.

      Что же это за существа, спокойно шествующие своим путем среди яростных конвульсий, сотрясающих природу?

      Случай ли это, личная прихоть или рок, но семь гвоздей[2], которыми подбиты сапоги мужчины, оставляют след, имеющий форму креста.

      И повсюду он оставлял такой след…

      На гладкой обледеневшей поверхности снега крест этот точно выбит сталью на мраморе.

      Ночь без сумерек наступила на смену дню…

      Страшная ночь…

      Вследствие ослепительного преломления лучей на снегу можно было различить бесконечную белую равнину под сводом темно-синего, почти черного неба, где бледные звезды терялись в глубине холодного темного купола.

      Молчание полно торжественности…

      Но вот над Беринговым проливом на горизонте появляется бледный свет.

      Сначала это нежное, голубоватое сияние, подобное тому, которое предшествует восходу луны…

2

…семь гвоздей… оставляют след, имеющий форму креста. – Намек на причастность Агасфера ко кресту. Число «7» имеет в романе символическую функцию: оно не только ассоциируется с семью заповедями Христа, но также и указывает на семь центральных персонажей романа, связанных узами родства с Агасфером.