Последний. Амир Гаджи

убийца был уверен, что мы легко прочтём эту надпись. Тогда к чему огород городить? Что он хотел этим сказать? В современном мире любой подросток знает, что Цербер – это персонаж древнегреческой мифологии, многоголовый пёс, охраняющий подземное царство мёртвых. На какие наши ассоциации рассчитывал палач, используя такое эпическое понятие? Чего он ждёт от нас, непросвещённых грешников?

      Веригин нашёл в телефоне фото жертвы, чтобы показать Шехтеру, и вновь представил себе увиденную им надпись на теле убитого.

      – Это слово было аккуратно нанесено акриловой краской чёрного цвета. Не у каждого человека в доме есть акрил, и не каждый человек знает о том, что эта краска быстро сохнет и удобна для надписей на гладкой человеческой коже. Мало у кого в доме есть кисточки профессионального художника. Следовательно, убийство не было спонтанным. Палач готовился к преступлению и загодя купил краску и кисти. А может, не только это… Уверен, что даже чёрный цвет был выбран не случайно. Меня занимало – почему палач выбрал чёрный акрил? Я не поленился и прочёл несколько умных статей об интерпретации цветов в древнегреческой культуре и даже выписал кое-что… вот послушай, – Веригин прочёл вслух: «Чёрный цвет символизирует распад, разрушение, неравновесие, переходность состояний». Каково? – Он посмотрел на Шехтера, ожидая его реакции. – Я убеждён, что такая характеристика заслуживает особого к себе внимания.

      Не отпуская эту мысль, Веригин встал, чтобы сварить кофе себе и внимательно слушающему Шехтеру. Разливая кофе по чашкам, задумчиво заметил:

      – Кем же надо быть, чтобы сначала убить старика, потом выстрелить в сердце, отрезать ему голову и, подражая гениальному мистику, написать слово на латинском языке…

      И вдруг его осенила мысль: «Цербер – не просто слово. Это личная подпись палача, его факсимиле! – Он запрокинул голову, прикрыл глаза и, устремив взор к плывущему в его сознании палачу, молча прокричал: – Ты думаешь, что мифический Цербер и ты, простой смертный, самовольно взявший себе это имя, – одно и то же?.. Ты ошибаешься!»

      Наблюдавший за поведением Веригина прагматик Шехтер видел перед собой страдающего логореей[2] друга. Тот стоял, нервно покачиваясь взад-вперёд, его мышцы были напряжены, а закатившиеся глаза напоминали сексуально озабоченного студента.

      – Стоп! – прогремел голос полковника, от которого Веригин даже вздрогнул. – Ты что несёшь, Верига?! Ты не видишь, как тебя разводят?.. Какой-то придурок, начитавшись заграничных книжек, вознамерился прославиться на весь мир. Придушил несчастного пенсионера, пустил в него пулю, отрезал башку… и дальше по списку. И этого достаточно, чтобы заморочить нам голову? Опомнись и берись за дело!..

      – Минуточку… – заёрзал в кресле Веригин. – А что ты скажешь по поводу странного вида палки? И мешка, которым накрыли обезглавленное тело?

      – Промолчу!

      – Тогда мы спросим у доктора искусствоведения, специалиста по Древней Греции.

      Веригин

2

Логоре́я – многословие, безудержность речи и ускорение её темпа. Наблюдается при некоторых нервных и психических заболеваниях. Здесь в переносном смысле – «словесный понос»: бессмысленная болтовня.