Там, за горизонтом. Вилий Визильтер

выдаёт ровно полторы страницы. Руслан ставит внизу подпись и число. Входит Руденко.

      РУДЕНКО (останавливаясь у стола Руслана). Рецензия готова?

      РУСЛАН. Да. (Отдаёт ей рецензию.)

      РУДЕНКО (бегло прочитывает). Ну вот. Умеешь, оказывается, писать членораздельно. Где эти клоуны?

      РУСЛАН. Авторы фильма?

      РУДЕНКО. Да.

      РУСЛАН. Пришли.

      РУДЕНКО (на пороге кабинета). Через пять минут начинаем.

      Руслан приглашает авторов, усаживает их за столик для гостей. Входит Руденко, усаживается за стол.

      РУДЕНКО. Надеюсь, все посмотрели фильм наших уважаемых коллег. Обменяемся мнениями. Начнем с куратора.

      РУСЛАН. Я уже говорил авторам, что им удалось нащупать болевые точки нашего общества, и не только нащупать, но и передать во всей сложности и противоречивости протекающих процессов. Это что касается авторского замысла. Что касается режиссёрского воплощения, то чувствуется рука профессионала, видно, что режиссёр владеет всеми тонкостями звуко-зрительного монтажа, что обогащает композицию фильма яркими элементами художественного решения…

      РУДЕНКО. Вы считаете эту, с позволения сказать, какофонию… как вы сказали, э-э-э… звуко-зрительным монтажом? А на мой взгляд, это просто музыкальный антракт в сумасшедшем доме. Ну да ладно. С вами всё ясно. Кто ещё желает высказаться? Зинаида Жлобина? Пожалуйста.

      ЖЛОБИНА. На мой взгляд, уважаемый коллега, как всегда, увидел в фильме то, чего в нём вовсе нет. Понимаете, кто ясно мыслит, тот ясно излагает. Здесь этой ясности нет. Фильм многословен, невнятен, режиссура, если это можно назвать режиссурой, беспомощна, сумбурна и эклектична, с претензией на что-то. На что – непонятно.

      РУДЕНКО. Я полностью согласна с Зинаидой Жлобиной. Вы поймите, уважаемые авторы, время у нас непростое, непростое время. Вот наш среднестатистический зритель Иван Иваныч после напряжённого рабочего дня приходит домой, снимает пиджак, галстук, надевает домашние тапочки, садится в мягкое кресло, включает телевизор, хочет расслабиться, а вы его грузите проблемами, которых он и так нахлебался по самую макушку в течение рабочего дня…

      РЕЖИССЁР. Но мы ведь снимали фильм не для среднестатистического Иван Иваныча.

      РУДЕНКО. А для кого, позвольте вас спросить?

      РЕЖИССЁР. Для умного телезрителя, который не уходит от проклятых вопросов нашего с вами бытия, весьма далёкого от совершенства.

      РУДЕНКО. Голубчик, вы в каком веке живёте?

      РЕЖИССЁР. В двадцатом.

      РУДЕНКО. Да? А мне показалось, что в девятнадцатом. Это там умствующая интеллигенция мучилась проклятыми вопросами бытия. Что из этого вышло, все знают… Ритм жизни в девятнадцатом веке был другой. Вы посмотрите, что происходит вокруг вас. Москва за десять лет изменилась до неузнаваемости. Новые дома растут как грибы.

      РУСЛАН. «Дома новы, а предрассудки стары».

      РУДЕНКО. Что вы имеете в виду?

      РУСЛАН. Да так, к слову пришлось.

      РУДЕНКО. Слова у вас какие-то не те. Думайте, прежде чем говорить. (Обращаясь к авторам фильма). Понимаете, ваш интеллектуал,