Уж замуж невтерпеж. Карина Демина

/p> «Размышления о сути женской и мужской, а тако же о тяжком бремени супружества и прочих важных сутях».

      Спящим государь всея Вироссы и земель прилегающий, выглядел до того мирным, что желание пнуть братца куда-то взяло и исчезло. Во сне он шевелил губами и пускал пузырики, губы его то и дело растягивались в улыбке, а светлые реснички дрожали.

      Мудрослава вздохнула.

      И наклонилась.

      Дернула за косу.

      – Ай! – возмутился братец, косу к себе отбирая. – Совсем оторвешь, а её, между прочим, знаешь, до чего непросто крепить?

      – Не знаю, – Мудрослава прижала палец к губам и огляделась.

      Пусто.

      Тихо.

      Солнце только-только светом плеснуло. Небо серое. И на этой серости темными тенями проступают окрестные скалы.

      Девки спят.

      И боярыни, которых для порядку отправили, правда, выбравши из тех, что родом поплоше, а то и вовсе сироты. Сироты-то, небось, капризничать не будут.

      И служанки.

      – Рань несусветная, – Ярка поскреб ребро. Ночная рубаха сбилась, перекрутилась, и теперь из горла выглядывало это вот, чересчур уж мускулистое для девицы, плечо, рыжим пушком покрытое.

      – Рань. Самое время оглядеться. Или тебе не интересно?

      Мудрослава прищурилась.

      Чтоб её неугомонному братцу и не интересно было? Вона, вскочил, рубаху обтянул, правда, резковато чересчур, отчего ткань затрещала, а плечо выглянуло совсем уж неприлично.

      – Переодевайся.

      Сама Мудрослава отвернулась, больше для порядку, чем из стеснения. А ведь вырос братец. Пусть и не так высок, как отец, и крепости ему не хватает. Вона, тощий весь, что кошак по весне. И взгляд такой же, задумчиво-блудливый.

      Женить его надобно.

      И поскорее.

      Наследников опять же. Глядишь, появятся наследники, то и заговорщики попритихнут с планами своими. Вот только на ком…

      Мудрослава подавила тяжкий вздох.

      И вправду, что ли, смотрины устроить? Потом, после, по возвращении? Но Яр точно этакою мыслею не проникнется. Да и на кого там смотреть? Девок худородных не допустят, а кого из знатных, тех он уж не по разу и не по два видывал. Все хороши, белы и румяны, да только за каждою родичи гурьбою стоят.

      Отцы да матери.

      Дядья с тетками.

      Племянники, племянницы и все-то, кому надобно будет помочь, услышать, подсобить… этак и державы на подсобления не хватит.

      – Эх, хорошо-то как! – Яр потянулся и рубаха, слабо треснув, поползла по шву.

      То ли дело иноземная какая царевна. Она, конечно, тоже при родне, но та будет далеконько, за морем, за горами, а стало быть, коли и полезет вдруг в дела чужие, то не с тою прытью.

      Вот только…

      Вспомнились ладхемские принцессы, на коих Мудрослава, говоря по правде, весьма себе рассчитывала. Вспомнились и от воспоминаний этих зубы свело.

      Не девки, а не пойми что.

      Кружева, шелка и перья. Лица размалеваны. Волосья башнею уложены, а из нее перья торчат, будто не особа благородного происхождения – хотя тут-то тоже имелись вопросы – а девка худородная, в птичник кур блюсти поставленная.

      И главное, что на саму Мудрославу обе поглядывали этак преснисходительно.

      Островитянка была хороша. Особенно статью. Глянешь на такую и сразу ясно, что деток родит здоровых, крепких. Да и бояре с такою связываться поостереглись бы, особливо, если б пришла она с дружиною, как водилось в старые времена. Да только глянется ли она братцу?

      Тут аккурат имелись некоторые сомнения.

      – Скоро ты? – Мудрослава обернулась и вздохнула.

      С рубахой и сарафаном Яр как-то да сладил, а вот с косою запутался. Усевшись на полу, скрестивши ноги – вид сделался самый что ни на есть непотребный – братец неловкими пальцами пытался косу заплести.

      – Вот горе-то, – Мудрослава дала по пальцам гребнем. – Сядь ровно. И скажи.

      – Чего?

      – Как оно тебе тут?

      Коса – откуда только взял такую, драную, словно из хвоста конского сделанную – плелась легко.

      – Не знаю. Места много, только пусто как-то… а тебе как? Глянулся?

      – Кто?

      Сердце защемило. Всю дорогу на Мудрославу если и глядел, то не жених нынешний, которого, по правде, и женихом-то назвать неможно было, но Старомысл.

      И вроде бы ничего-то непристойного.

      Просто… случайные встречи.

      Осторожные взгляды, в которых обещание виделось. А от этого, увиденного, сердце сбоило. То вскачь неслось, то замирало трепетно. И хотелось порой закричать. Велеть остановиться.

      Повернуть обратно.

      Но Мудрослава справлялась с собой. И со снами, которые случались после этих взглядов. Стыдные. Непотребные. Заставляющие просыпаться в испарине, сгорая от непонятной страсти.

      Вот