Лис. Михаил Нисенбаум

человек не уходит, понятно?

      Выстрелив очередью распоряжений, Эдуард Васильевич оставил бледную дежурную и вернулся в кабинет. Поднимаясь по застеленным ковром ступенькам, он вспомнил, что даже не знает имени посетителя.

      Через час бакинский миллионер с извинениями и новым телевизором «Рубин» переехал в двухместный номер на третий этаж.

      – Зафир, дорогой, хочешь, переезжай ко мне домой, только не обижайся! Мы с семьей на время сюда въедем. Но с учреждением ссориться боюсь и тебя ссорить не буду.

      Зафир Абдусаламович, плотный мужчина с одной бровью, черным бруствером отделяющей глубоко посаженные глаза ото лба, согласился переехать удивительно легко: опытный человек, мудрый человек. Сверкнул золотой улыбкой, потрепал пухлыми пальцами по плечу:

      – Главное, друг, что койкэм нэ двухэтажный, так говорю?

      Золотой человек!

      Трехкомнатные, украшенные туркменскими коврами и каслинскими статуэтками апартаменты из директорского фонда, предназначающиеся для членов Политбюро, иностранных гостей монаршего звания или, на худой конец, звезд эстрады, были молниеносно «отгенералены», а багаж ни о чем не подозревавшего профессора Водовзводнова с почестями перевезен на новое место. Петр же Александрович, сердечно простившись с директором гостиницы, вернулся в маленькую свою квартиру, снова переоделся и направился в бывший особняк купца Климушина на улице Мира, где уже пять лет располагался филиал ОЗФЮИ.

•

      Только графитные доски, которые там и здесь виднелись за приоткрытыми дверями, напоминали об учебном заведении. В коридорах и холле Петру Александровичу не встретился ни один человек моложе сорока, которого можно было бы принять за студента. Филиал походил на государственное учреждение – звуками электрической пишущей машинки, истертым паркетом, телефонными звонками и духотой. Водовзводнов, сказали Петру Александровичу, принимает в директорском кабинете и сейчас у него совещание.

      Минут через сорок из дверей появились несколько мужчин в костюмах и дама в голубом платье и кудрявом парике. Вид у мужчин был хмурый и озабоченный. Дама, напротив, светилась лукавой улыбкой. Наконец Матросова пригласили в кабинет. Ректор встречал его у самых дверей.

      – Собираемся открывать дневное отделение – и в Москве, и в Перми, и здесь. Хлопот хватает, сами видите. – В голосе Водовзводнова слышались извиняющиеся нотки. – Через год открываемся, а у меня уже список абитуриентов – двести душ. Но давайте о вас поговорим.

      Переезд Петра Александровича в Москву предполагал решение десятка непростых вопросов. Самыми тяжелыми были: разрешение центрального аппарата и московское жилье.

      – С этим затруднений не будет, – сказал Водовзводнов. – Позвоню.

      Это «позвоню» Петр Александрович отметил, как бы подчеркнул в уме двойной чертой. Такие вопросы решались на уровне, который для самого Матросова недоступен, по крайней мере пока.

      – С жильем сложнее, – продолжал Игорь. – Такое, как у вас здесь,