Русский сын короля Кальмана. Вера Гривина

Бориса, прежде чем сознание оставило его…

      Когда он пришел в себя, бой уже закончился. Запах крови бил в нос. Отовсюду слышались стоны и вскрики. Словно в тумане было видно, как среди убитых и раненых бродят счастливчики, сумевшие благополучно пережить этот страшный день.

      К лежащему на земле Борису подошли тамплиеры Бурбутон и де Флери.

      – Мы займемся твоими ранами, рыцарь, – сказал Бурбутон.

      «А где Векша? – с тревогой думал Борис, пока ему на голову и плечо накладывали повязки. – Почто его нет подле меня? Неужто старика убили? А может быть он тоже ранен?»

      – Мессиры! – позвал слабый голос. – Не могли бы вы уделить и мне внимание?

      Просьба исходила от де Виня. Бледный как полотно юноша сидел на земле, прижимая к груди залитую кровью левую руку, а из его правой ноги тоже сочилась кровь.

      Де Флери занялся ранами молодого рыцаря.

      – А король жив? – взволнованно спросил де Винь.

      – Король, хвала Создателю, не пострадал, – ответил де Флери.

      – Да, восславится милость Господа к нам! – обрадовался юноша.

      Борис тоже почувствовал удовлетворение. Конечно, Людовик – плохой полководец, его действия зачастую вызывают недоумение, но, если бы он погиб, то в войске окончательно упал бы дух, и вряд ли крестоносцы смогли бы закончить этот поход.

      Возле Бориса появилась Агнесса де Тюренн, без шлема, с растрепанными волосами и свежей царапиной на левой щеке.

      – Как себя чувствует мессир Конрад? – жалостливо спросила она.

      – Бывало и похуже, – отозвался Борис, у которого потеплело на душе от ее заботы.

      – Раны мессира Конрада не опасны, – ревниво буркнул де Винь.

      Агнесса бросила на своего поклонника уничижительный взгляд.

      – Да, кузен, тебе и рыцарю Конраду, хвала Господу, повезло. А вот дядюшка мой, убит, упокой, Господи, его душу.

      Де Виню стало стыдно за свою неуместную ревность, и он пожелал с виноватым видом:

      – Да будет милостив Всевышний ко всем душам погибших в этом бою.

      Послышался полный горести женский крик.

      – Это графиня Тоннерская оплакивает мужа, – сказала Агнесса.

      К де Виню подбежал его сюзерен, граф Суассонский, у которого лицо было покрыто ссадинами, а из-под шлема текла тоненькая струйка крови.

      – Хвала Небесам, хоть ты, Ги, живой! А у меня половина ратников полегла, из них твоих семеро!

      И, не смущаясь присутствием Агнессы, граф отпустил крепкое ругательство. Затем он удалился, гремя кольчугой, а де Винь обескуражено пробормотал:

      – Теперь у меня не осталось ни одного ратника.

      «Где же Векша?», – опять забеспокоился Борис.

      Он огляделся, однако Векшу не увидел, зато заметил приближающихся короля и королеву. Свита венценосных особ состояла из одного Лупо. На голове шута белела повязка.

      Де Винь попытался подняться.

      – Не надо, не надо, рыцарь! – запротестовал Людовик. – Сиди!

      Королева