Венера – низкая звезда. Иван Розанов

всего, что нет правдивой оценки событий и что заказным и продажным, по её мнению, отечественным средствам массовой информации не стоит верить.

      Сильнее людских смертей, боли и покалеченных враз и навсегда судеб ценили молодые люди так называемую правду – подразумевая под правдой любую информацию, поданную под определённым соусом мировосприятия и носящую единственно возможный, по их мнению, политический окрас.

      Вот так и получалось, что правд было много – у каждой кучки, у каждой стайки и у каждого течения была своя истина, притом непогрешимая, ведь политологов всех мастей развелось больше, нежели чем было конкретной политики. Дошло до того, что будто бы под гипнозом вошедших в раж журналюг, не понимали теперь граждане, где ополченцы, а где государство; где свои, а где чужие. Вот к чему привела разгулявшаяся без меры гласность: не к истине пришли люди, а к ещё большему обману, в котором практически невозможно было разобраться.

      Где ж правота? Где ж истина? Посреди двух мнений она залегает – но посреди каких двух? Неясно.

      Впрочем, это я сейчас всё огульно говорил, предвзято притом рассуждая: всё, что выше приведено, пожалуй, всё же было характерно для небольшого процента молодёжи.

      Большей же части молодёжи и в самом деле было на всё наплевать.

      Марина вспоминала свою последнюю по времени встречу с отцом.

      Маринин отец, Пётр Алексеевич Синельников, был инженером, кандидатом наук, патриотом. Пётр Алексеевич работал в космической сфере. Отношения его с семьёй вышли непростыми… В начале девяностых годов, когда жить стало совсем туго, а Марина была совсем ещё ребёночком, Пётр Алексеевич в Москве почти и не бывал – жил в Новосибирске со своими родителями, потому что работал одновременно и в московском научно-исследовательском институте, и в его новосибирском филиале, – иначе было не прожить… В Москве отец семейства бывал набегами. Мать Марины ехать в Новосибирск не хотела. Позднее Марина, в пубертате, да и мать её тоже, в кризисе среднего возраста, часто обвиняли несчастного Петра в том, что он-де ребёнка оставил одного на попечении матери и мало в семью вкладывался. Но что же было делать Петру в то сложное время, время распада? Уж ли не в частную лавочку идти ему? Нет. Пётр был убеждённым романтиком и патриотом – свято верил в то, что делает, любил свою родину и делал всё посильное для постиженья русского космоса. Время показало, что Пётр не прогадал – выброшенные на обочину капиталистического рынка интеллигенты от инженерии снова стали востребованными в своём отечестве в двухтысячные годы. Пётр Алексеевич обеспечил дочку отдельной квартирой, в Измайлово, оставшуюся от Марининой прабабушки, что скончалась в девяносто шестом году в разгар второго тура президентских выборов.

      Примерно с одиннадцатого года Пётр Алексеевич, Маринин отец, снова стал редко бывать в столице – научных дел в сибирском отделении было