Месть Аскольда. Юрий Торубаров

с места Кочева, точно ужаленный, пропела нагайка, и отряд умчался.

      С тревогой посмотрел им вслед князь. И не зря. Не прошло и месяца, как пронесся слух, что в землях Владимирских появился большой татарский отряд. Боль сковала княжеское сердце. Ничего не оставалось, как склонить голову.

      Сборы Ярослава были недолгими. Пришлось вывернуть карманы. На столе лежали подарки. Хану – золотое яйцо с каменьями. Яйцо не простое. Внутри – цыпленок, а в цыпленке еще и яичко. Все – из чистого золота. Ханшам – браслеты, бусы и ожерелья из раковин да монет. Были монеты и так, россыпью. С тяжким вздохом сгреб князь все это в кожаную кису, перевязал ремнем и подал воину:

      – Будешь беречь. Довезем – быть нашим людям в радости. Утратим – не сносить нам голов своих.

      – Довезем, – прогудели дружинники, гуськом выходя из княжеской времянки.

      Прощаясь, присели перед дорогой. Княгиня постоянно вытирала слезы. Глаза ее выражали такую скорбь, что, казалось, она хоронит мужа живым. Отец Симеон басил:

      – Ты смотри, князь, не ерихонься. Меч дубьем не перешибить.

      – Так, так, батюшка, так, так, – кивала, соглашаясь, княгиня.

      А тот продолжал:

      – Смири свою гордыню. Умом татарву надо брать, только умом.

      Князь, не мигая, смотрит на свежеструганную дверь.

      – Легко сказать: смирись! А где наша русская гордость? Перед кем, скажи, отец, спину гнуть?

      – Ярослав, – строго гудит Симеон, – будь осторожен. Завистливых людей развелось, как блох на блудливой собаке. Каждый норовит татарский случай в свою корысть обратить. Коль волен татарин живота лишать и властию оделять, слетятся к нему разные нечестивцы, как мухи на говно. Клеветою да лестью пытаться будут окрутить, чтоб выгоду себе поиметь. Таким, прости меня, Господи, гадам, – поп быстро крестится, – человека жизни лишить, что до ветру сходить. Прости, матушка, за слова окаянные.

      По лицу Ярослава скользнула улыбка. Он посмотрел на жену, обливающуюся слезами, взял ее за руку:

      – Успокойся, матушка. Ничего со мной не случится. Я не ворог себе. Да и вернуться мне надобно, город на ноги поставить. Андрею, вижу, не по плечу эта ноша, а Александру со шведами бы управиться. Вести от них идут тяжкие. Ярл Биргер силы против Александра собирает. На части рвут иноземцы Русь нашу…

      Батюшка крепко сжал крест:

      – Дьявол многими крутит. Увидала вражина слабость нашу, вот и задвигалась.

      – Прав ты, отец. Смотри, ворогов-то сколько объявилось! Литва – и та под Смоленск пришла. Ну да ничего: вернусь, Бог даст, – посчитаемся.

      – Не загадывай, тьфу, тьфу, – сплюнула княгиня.

      – Пора, – Ярослав встал. – Благослови, отец, в дорогу.

      …По прибытии в ханскую ставку два нукера повели князя Ярослава к хану под руки. Не поймешь басурман: то ли честь оказывают, то ли в полон берут. Всеволодович шел молча, послушно. Нукеры обвели его вокруг куста. Заставили