Рыжий доктор. Екатерина Вильмонт

голову, а то напечет.

      Это не составило труда, и он купил белую бейсболку. Надел ее перед небольшим зеркалом, стоявшим на прилавке.

      Ничего, неплохо.

      – Вообще-то вам больше подошел бы пробковый шлем, но у меня, к сожалению, такого нет! – заметил по-русски немолодой продавец.

      – И славу богу, что нет, – засмеялся Игорь Анатольевич.

      – Но вам бы пошло.

      – Ну, я же не колонизатор и не плантатор.

      – Вы турист. Откуда? С Москвы или с Питера?

      – Из Москвы.

      – Вам израильское гражданство не светит, разве что женитесь на еврейке. Но не советую.

      – Жениться на еврейке? – засмеялся Игорь Анатольевич.

      – Это тоже не подарок, но я про гражданство.

      – Да я и не думаю.

      – Вот и не думайте! А то понаехали сейчас…

      Игорь Анатольевич расхохотался и пошел дальше. Побрел до красивого бульвара со странными деревьями с перекрученными стволами и сел на лавочку отдохнуть. Глянул на часы с шагомером. Выяснилось, что оттопал уже одиннадцать километров. Неплохо. Скамейка была в тени. Он вытянул ноги и закрыл глаза. И вдруг сквозь дрему услышал чье-то порывистое дыхание. Открыл глаза. Перед ним сидела собака. Хаски! И улыбалась!

      – Господи, ты откуда?

      Собака продолжала улыбаться. Он погладил ее.

      – Ты чья? Мне даже нечем тебя угостить… Ты такая милая… Ты всем улыбаешься? Просто такая приветливая? На бездомную ты не похожа… Или ты потерялась?

      Но тут где-то неподалеку раздался свист, и чудная собака сорвалась с места и побежала на зов хозяина.

      Если заводить собаку, то хаски, эти голубые глаза, эта улыбка… Чудо!

      И тут он увидел, что две немолодые полные дамы ловят такси. В Москве уже так такси не словишь. А тут к дамам подъехала машина. Они сели и уехали. Здорово! Надо иметь в виду…

      Но домой пока не хотелось. Кажется, впервые лет за тридцать. Он может вот так, неспешно и бездумно, смотреть по сторонам, примечать какие-то ничего не значащие вещи. Почему на этом бульваре у деревьев так причудливо перекручены стволы? Ах, да какая разница! Скорее всего это от ветра. Тут, вероятно, бывает ветер с моря такой силы…

      А вот прошла мимо женщина с выводком детишек, целых пять штук, мал мала меньше. Женщина в нелепой длинной юбке и с какой-то некрасивой повязкой на голове. Он уже знал, что так выглядят жены ортодоксов. Занятно… А вот прошли мимо две хорошенькие девицы лет по двадцать, в коротюсеньких шортах.

      Ни одна жилка в нем не дрогнула. Это уже не мое… А что мое? Ни-че-го! Ничегошеньки у меня нет… И никогошеньки. И это хорошо. Свобода! Я никогда, с самого детства, не был свободен, так абсолютно свободен… Всегда жил под грузом каких-то обязательств, надо идти в детский сад, потом в школу, в институт. На работу… Нет, о работе не нужно даже вспоминать.

      По работе он тосковал. Ему нередко снилось, что он подходит к операционному столу и вдруг роняет скальпель… Дурная примета… Он всегда ощущал что-то вроде вдохновения,