Неуловимый пенициллин. Мария Ордынцева

трижды! Его исследовали ученые Европы, Америки и, конечно, России, годами работая над проблемой массового производства этой редкой плесени, в то время как любая деревенская знахарка исстари знала, что плесневелые с зеленым налетом корки целебны.

      Забавно, но даже русской литературе этот загадочный успел послужить. Баснописец Крылов был большой любитель поесть. Настолько большой, что не брезговал и плесневелыми пирожками, что спасло его однажды от серьезной болезни.

      Пенициллин появился в то время, когда был наиболее необходим. В мире разрастались кровавые щупальца мировых войн – порождения бешеного технического прогресса. Массовые эпидемии холеры и тифа, венерические заболевания, гнойные язвы, гангрены – все это те блага, которые щедро рассыпало из рога изобилия неумолимое время железа и крови.

      Шел 1869 год. Еще не начиналась великая битва железных канцлеров. Еще Франция не истекала кровью под Седаном. Мир притих перед бурей, лишь громыхали заводы Круппа, и Бисмарк, сколачивая будущий рейх, тряс брылями с трибун ландтага, нагло покуривая сигары в присутствии австрийского посла.

      Вена еще не осознала, что ее гниющее величие скоро растворится в дыму надвигающейся войны. Австрийцы танцевали.

      Профессор Юлиус фон Визнер – светило австрийской (и европейской!) микологии – с удивлением выслушивал рассказы студентов и лакеев о чудесных плесневелых корках знахарок, от которых маета животом сходит на нет.

      – Конечно, Авиценна и знаменитый Филипп фон Гогенштейн, именуемый чаще Парацельсом, упоминали случаи, когда гнойные раны излечивались плесенью, но не является ли это областью легенд? – рассуждал он с недоверием.

      Бывший у него в то время на стажировке молодой русский профессор Алексей Герасимович Полотебнов подтвердил:

      – Слышал и я, что лечебный эффект плесени давно используется в деревнях при самолечении. И не боятся ведь микробных заражений, вот что удивительно! Впрочем, вряд ли они вообще подозревают о существовании микробов…

      – Не проверите ли Вы эту легенду, Алексей Герасимович? Нет ли в столь диком, но древнем способе лечения крупицы истины?

      Полотебнов проверил.

      Зеленая плесень – penicillium glaukum – хорошо размножалась в жидкости и, главное, жидкость всегда оставалась прозрачной, в ней не оставалось ни одной бактерии.

      Микробиология тогда еще делала свои первые робкие шаги. Триумфальные работы Луи Пастера были у всех на слуху, но мир микробов и грибков сливался пока еще в одно. И блестящий ученый Полотебнов, основоположник русской дерматологической школы, последовательный критик ведущих европейских дерматологических теорий, ошибся. Он посчитал, что микробы порождаются плесенью.

      – Это не животные организмы! – доказывал он. – Они не могут двигаться, питаться, расти. Нет, бактерии не виновны в заражении ран и возникновении инфекций!

      Результаты своей работы он, вернувшись вскоре в Россию, опубликовал, но опыты продолжил.

      Теперь он просто брал плесень из подвала больницы, где работал, либо с апельсиновых корок, смешивал ее с миндальным маслом или просто сметал споры сухой кистью и наносил на гнойные язвы. И чудо происходило: давние, незаживающие эктимы затягивались быстрее, чем от цинковой мази.

      – Смотрите, я умышленно заражал раны бактериями, и вы можете убедиться, что никакого вреда пациентам они не причиняют, – Полотебнов демонстрировал свои опыты всем желающим. – Думаю, результаты эти могли бы позволить сделать подобные наблюдения и над ранами операционными, чтобы решить вопрос о значении плесени для хирургии.

      Жена молча подсунула ему раскрытый «Военно-медицинский журнал».

      – «Об отношении бактерий к зеленому кистевику», – прочел Полотебнов. – Это что еще такое?!

      Автор статьи – Вячеслав Авксентьевич Манассеин, сам профессор и бессменный редактор газеты «Врач», – указывал дерматологу на его ошибку. Приводя в пример собственные опыты, он обосновывал разную природу бактерий и плесени.

      – Сколько ни делал я посевов зеленой этой плесени на разные среды, никогда не развивалось в них бактерий. А это значит, что плесень сия препятствует росту микробов, а не порождает их, – утверждал Манассеин.

      Полотебнов возражал и сам взялся за перо. Диспут двух учеников знаменитого С.П. Боткина на страницах журнала вызвал интерес у русской общественности.

      – Ну-с, извольте, сударь, газетку, – испрашивали научные мужи друг у друга. – Чем сегодня удивит нас наш милейший бунтарь?

      – Да вот, опровергает опять Алексея Герасимовича, говоря о специфичности микробов.

      – Но ведь профессор Визнер согласился с господином Полотебновым?

      – Что ж Визнер? Манассеин и сам побывал у Визнера и те же опыты проделывал, и целебность плесени подтвердил. У них другой спор. Они теперь о старых корках беседуют. И как такую гадость можно на раны класть?

      – А Вячеслав Авксентьевич заметил, что старые споры плесени не мешают развиваться бактериям, да-с.