Меня удочерила горилла. Фрида Нильсон

вопрошала она. – Неужели ты настолько глупа, что руки забыла помыть?

      Я отвела взгляд, сказать было нечего.

      Герда приложила руку к уху, будто не расслышала мой ответ.

      – Что ты сказала, Юнна? Может, ты у нас дурочка?

      Все уставились на нас. Я прикусила губу и крепче вцепилась в простыню.

      – Нет, – прошептала я.

      – Э-эй! – заорала Герда, как будто она оглохла. – Мы не слышим тебя. Говори громко и чётко, чтобы всем было ясно. Ты у нас дурочка?

      – Нет!

      – Вот это другое дело. Тогда иди, вымой руки.

      Она развернулась и прокричала ещё громче:

      – Остальные собираются в быстром темпе! Что, весь день будете здесь трясти простынями? Толку от вас никакого!

      Некоторые начали собирать простыни и подушки, чтобы занести в дом. И тут из ельника послышался тихий звук мотора. Автомобиль приближался. Дети вытянули шеи, словно охотничьи собаки, почуявшие дичь.

      – А ну успокоились! – завопила Герда, но никто не смотрел в её сторону. Всякий раз, когда в приют приезжала машина, дети окружали её. Все пихались и расталкивали друг друга локтями, стремясь пробраться поближе и показать себя, все хотели уехать из «Лютика» навсегда. Как же мы об этом мечтали! Как нам хотелось обрести настоящий дом, настоящую маму, такую красивую, с высоким пучком и ароматом духов. Маму, которая, если ты разобьёшь коленку, расстроится, воскликнет: «Бедняжка ты моя!» – и помчится за пластырем. Как мы мечтали о папе в блестящих ботинках, который побежит покупать комиксы, если ты заболеешь гриппом. Да уж, все мы хотели покинуть «Лютик», но, когда в приюте живёт пятьдесят один ребёнок, шансы у каждого невелики. Поэтому все мы здорово работали локтями в те редкие разы, когда в приют кто-нибудь приезжал.

      Я побежала к воротам вместе с остальными. Звук мотора становился всё громче, ещё немного – и автомобиль будет здесь. Я встала на цыпочки, чтобы получше рассмотреть его за стрижеными головами детей…

      Из леса, сделав крутой вираж, вынырнул потрёпанный старенький «Вольво». Он нёсся на дикой скорости. Ещё мгновение, и машина подъехала к воротам и завернула на гравийную дорожку. Она с рёвом объехала пару раз вокруг большого дуба, рванулась вправо, затем влево, словно никак не могла определиться, где встать. В конце концов она резко затормозила и, сделав ещё полкруга, замерла прямо перед нами.

      Теперь уже не только у Арона лицо походило на яичницу-глазунью. У машины был такой вид, будто она только что спаслась от кровожадных сборщиков металлолома. Сзади бессильно болталась выхлопная труба, от мотора пахло гарью, а стёкла были покрыты картинками и наклейками. Кузов был испещрён рыжей чешуёй ржавчины, но кое-где виднелись остатки старой зелёной краски.

      Я наморщила нос. Не хотелось бы мне попасть в дом к тому, кто сидел в машине, – кем бы он ни был. Похоже, та же мысль вертелась в головах у остальных.

      – Ну и развалюха! –