Холодный город. Холли Блэк

очень осторожны со мной.

      Он не боялся, что с ним что-то случится. Он опасался, что может причинить вред кому-то другому.

      – Не надо, – сказала она, отходя. Горлышко бутылки, которое она все еще сжимала в руке, казалось жалкой стекляшкой, не больше.

      Габриэль вытер рот тыльной стороной ладони.

      – Пойдем, Тана, ночь только началась, и твой друг очень устал. Мы должны соорудить ему постель… из роз, чепец из множества мимоз и кёртл из листьев мирта…[4] – Голос вампира звучал странно, словно издалека. Тана наклонилась к Эйдану, грудь которого поднималась и опускалась, будто он действительно спал.

      – Он… он будет жить?

      – Нет, – ответил Габриэль. – У него нет шансов. Он хочет умереть, и умрет. Но не сегодня и не от моих рук.

      – О, – сказала Тана. – Так с ним все в порядке?

      В свете прожекторов кожа Габриэля выглядела почти белоснежной, а рот был испачкан красным, как бы он его ни вытирал. Она впервые видела вампира так близко, и ее поразило то, что теперь, без цепей, он был похож на тень обычного юноши, ее ровесника – высокий, босоногий, в джинсах и вывернутой наизнанку черной футболке, с растрепанными черными волосами. Но он был далеко не юношей.

      И у его ног лежало безжизненное тело.

      – Да. С ним все в порядке, – сказал он, протягивая ей руку, – но ты ранена.

      Она посмотрела на себя, на грязное платье, окровавленные колени.

      – У меня был не самый удачный день. Похмелье до сих пор не прошло, мои друзья мертвы, имбирный эль разбился… – к своему ужасу, она почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.

      Габриэль наклонился, поднял Эйдана и закинул его на плечо.

      – Тогда попробуем исправить твой день, – сказал Габриэль с неожиданной искренностью, которая заставила Тану улыбнуться.

      Глава 8

      Наши мертвые живы, пока мы их помним.

Джордж Элиот

      Иногда в новостях рассказывали о детях, которые случайно совершали ужасные вещи. Например, играли с заряженным ружьем и случайным выстрелом убивали брата, или баловались со спичками и поджигали дом.

      Но дети были не виноваты.

      То есть, на самом деле, виноваты, но об этом никто не говорил. Хотя кого же еще винить? Это ребенок не слушался, это он украл ключи и отпер замок, это он выпустил зло наружу.

      То, что на самом деле случилось в подвале дома Таны, совсем не было похоже на ее счастливые сны, в которых они с матерью вместе играли и радовались. Когда она спустилась вниз, на нее напало чудовище, свихнувшееся от голода. Оно так вцепилось в ее руку, что разорвало вену, и вместе с кровью проглотило куски ее плоти.

      Она кричала и звала маму, но ее мать уже была с ней. И она была чудовищем.

      Когда Тана пришла в себя, она узнала, что отец спас ее. Он взял лопату и отрубил жене голову. Потом оторвал лоскут от своей рубашки, сделал жгут и отвез свою непослушную дочь в больницу. Врачи зашили ей руку.

      Никто не винил ее. Никто не говорил, что ненавидит ее. Никто не говорил, что мать погибла из-за

4

Цитата из стихотворения средневекового английского поэта Кристофера Марло «Страстный пастух своей возлюбленной»; кёртл – в средневековом костюме второй слой одежды.