Драгоценность. Эми Эвинг

перемены. Лично я не понимаю, чем плохо быть просто дочерью торговца.

      – Я никогда не думала, что она придет, – продолжает Лили. – Ведь ее драгоценному сынишке всего несколько месяцев. Только вообразите – она может выбрать одну из нас, и эта счастливица будет вынашивать ее следующего ребенка!

      Мне хочется разодрать ногтями кружевную скатерть. Послушать Лили – так мы должны считать за честь такую обязанность, словно это наш выбор. Я не хочу вынашивать ничьих детей, ни Курфюрстины, ни кого бы то ни было. Я не хочу, чтобы меня завтра продали.

      Лили так возбуждена, будто у нее есть шанс попасть к Курфюрстине. С ее-то лотом номер 53!

      Я ненавижу себя за такие мысли. Она не лот 53, она Лили Диринг. Она любит шоколад и сплетни, розовые платья с кружевными воротничками, и она играет на скрипке. Да, она родилась в ужасной семье, но об этом даже не догадаешься, потому что у нее всегда припасено доброе слово для каждого. Она – Лили Диринг.

      И завтра она будет продана за деньги и станет жить в чужом доме, по чужим правилам. Ее хозяйка, возможно, никогда не поймет и не оценит искреннего энтузиазма и добродушия Лили. Вряд ли она полюбит Лили и будет о ней заботиться.

      Чужая женщина заставит Лили вынашивать чужого ребенка, хочет ли этого сама Лили или нет.

      Внезапная злость захлестывает меня, и я вскакиваю из-за стола, сжимая кулаки.

      – Что… – начинает Лили, но я не слышу ее. Я успеваю лишь перехватить удивленный взгляд Рейвен, прежде чем неведомая сила толкает меня вперед, и я быстрыми шагами иду к двери, не обращая внимания на девчонок, которые с любопытством смотрят мне вслед. Я выбегаю из столовой, взлетаю вверх по лестнице и врываюсь в свою комнату.

      Я хватаю отцовское кольцо и надеваю его на большой палец, но оно все равно слишком велико. Зажимаю цепочку в кулаке.

      Вышагивая взад-вперед по своей крохотной комнатке, я ловлю себя на мысли, что уже начинаю скучать по ней, хотя никогда не думала, что такое возможно. Ведь это тюрьма, клетка, в которой держали меня, прежде чем отправить к незнакомой женщине в качестве человеческого инкубатора. Кажется, будто стены сжимаются вокруг меня, и я натыкаюсь на комод, сбрасывая все на пол. Расческа и гребень отскакивают от деревянных половиц, ваза разбивается, и мокрые цветы рассыпаются во все стороны.

      В комнату заглядывает Рейвен. Она смотрит на меня, потом переводит взгляд на пол. Кровь стучит в моих висках, тело сотрясает крупная дрожь. Рейвен бочком проходит через всю комнату и обнимает меня. Я уже не сдерживаю слез, и они бегут по щекам, впитываясь в ее блузку.

      Мы долго стоим так, обнявшись, и молчим.

      – Мне страшно, – шепчу я. – Мне страшно, Рейвен.

      Она крепче прижимает меня к себе, потом принимается собирать осколки вазы. Мне очень стыдно за то, что я устроила такой беспорядок, и я опускаюсь на корточки, чтобы помочь ей.

      Мы складываем то, что осталось от вазы, на комод, и Рейвен отряхивает руки.

      – Давай-ка приведем тебя в порядок, – говорит она.

      Я киваю головой, и мы, взявшись за руки, идем в уборную.