1972. ГКЧП. Евгений Щепетнов

ходить.

      Олю обувать не стал – только надел носки. Потом поднял ее на руки как ребенка, и пошел наружу. Никому не доверю, сам отнесу – решил для себя. И отнес.

      Мы шли подземными переходами и оказались в подвале дома минут через пятнадцать. Здесь всегда царит холод, так что Оля без проблем полежит до своего успокоения. Не хочу я ее здесь хоронить! И вообще я должен обдумать – где ее хоронить. А сейчас думать не могу. Об этом думать не могу. Вначале – война, потом все остальное.

      Положили на носилки за стеллажами с вином. Накрыли плотным брезентом. Все. Вернусь сюда, когда все закончится. Когда эта мерзость закончится. А если меня убьют и не смогу вернуться… попрошу мою группу, вернее – группу Аносова. Они похоронят нас вместе.

      Черт! Да что у меня за мысли такие упаднические?! Я должен выжить во что бы то ни стало! Выжить, наказать тех, кто виноват, и дальше идти, вперед! Хватит упадничества! Сцепить зубы и выполнять то, что должен!

***

      Поднявшись наверх, я обнаружил в столовой всю честнУю компанию – за столом сидели президент Никсон, его жена, Шелепин и Семичастный. На столе – парила фарфоровая чашка с красным борщом, на тарелках бутерброды (в том числе и с икрой), и несколько бутылок вина разной конфигурации. Никсон с видимым удовольствием хлебал из фарфоровой же тарелки остро пахнущую перцем красную жидкость, Патриция вяло ковырялась в чашке, возле нее стоял бокал с белым вином на донышке. Похоже, что хорошенько приложилась. Оно и понятно – стресс.

      Ухаживали за всеми две женщины средних лет в белоснежных передниках и чепчиках вроде русских кокошников. Идиллия, мать их за ногу! Я там свою мертвую невесту таскаю, а они вместо того, чтобы заниматься разруливанием ситуации – сидят и жрут! Ууу… твари! Так бы и врезал гадам!

      – Михаил, вот только не надо делать такую зверскую рожу – невозмутимо заметил Семичастный – нужные указания мы уже отдали, процесс запущен. Все будет в порядке.

      Я посмотрел ему в глаза, потом оглянулся на Никсонов, прислушивающихся к нашему разговору, и не стал ничего отвечать. Только перевел:

      – Он говорит, что все будет в порядке, процесс подавления бунта запущен. Беспокоиться нечего.

      – Слава богу! – вздохнула Пэт, и тут же добавила, поморгав ресницами – Майкл… мне очень, очень жаль! (она всхлипнула) Мне так ее жаль! Мы с ней за это время так подружились! Я хотела пригласить ее к себе в Белый Дом, когда вернемся домой! С ней так легко общаться! Было…

      – Мы с ней хотели вскорости пожениться – не думая, опустошенно бросил я, и Пэт снова охнула:

      – Ох! Какая трагедия! О господи! Ну вот за что ей такое?! Такая красивая, такая молодая!

      – Мне жаль, Майкл! Мои соболезнования! – мягко добавил Ричард – Я знаю, что тебя это не утешит, но она будет награждена за спасение жизни Президента США. И ее сыну будет назначено пособие от правительства США! Он ни в чем не будет нуждаться.

      – Он и так ни в чем не будет нуждаться – вздохнул я, откидываясь на спинку стула – Я ведь миллиардер, и я его не брошу. Но все равно