Идет зеленый шум (сборник). Алексей Смирнов

в лучшем случае глупо таращил глаза, а в худшем – втирался в доверие и давал советы. Между тем существовала хитрая точка для избранных и достойных, с которой нежданно-негадано открывался чудесный вид на обшарпанный желтый домик, и все моментально вставало на свои места. Измученный странник сразу вдруг понимал, что эта-то постройка и заключает в себе предмет его продолжительных поисков. Александру Терентьевичу крупно повезло: Создатель на секунду ввел свое прямое правление на ограниченном участке пространства и милостиво поместил его в правильное место. Клятов понял, что стоит и смотрит на свой новый дом, а дождь между тем собирается в стену, и надо бежать. Александр Терентьевич зашлепал по свежим лужам, крепко прижимая к груди драгоценный пакет.

      5

      Дверной косяк был облеплен звонками; их было целых четырнадцать: тринадцать – по числу жильцов, и один – коммунальный. Никого из проживавших в квартире Клятов не помнил, Пендаль возил его осматривать комнату и знакомиться, когда Александр Терентьевич находился в невменяемом состоянии. Всплывали какие-то хари, но у Клятова не было уверенности, что он видел их именно в новой квартире, а не где-то еще. Разумеется, ни о каком коммунальном звонке он не имел представления и потому позвонил в первый попавшийся – попавшийся не сразу, палец трясся и беспомощно тыкался в дерево, не соображая, чего от него хотят. За дверью молчали, издалека доносилось позвякиванье кастрюль и унитазный клекот. Тогда Александр Терентьевич закрыл глаза, навалился на дверь, уперся пальцем в звонок номер два и так застыл, не отпуская кнопки. В коридоре дико зазвенело, вскоре послышалась остервенелая ругань с нотками радости: личность, шагавшая к двери, предвкушала расправу.

      – Кто там? – голос был низкий, интерсексуальный.

      – Клятов, откройте, – прошептал Александр Терентьевич и снял палец с кнопки.

      – Чего?! – в голосе зазвучало праведное ликование.

      Клятов, чувствуя, что справедливости не найдет, обреченно замолчал, повернулся лицом к четверке захарканных ступенек и прислонился к двери «А вдруг я ошибся? – подумал он совсем некстати. – Вдруг это другой дом? Что же мне тогда делать? Я этого не переживу». И едва не упал, поскольку дверь, за которой уже не в силах были сдерживаться, резко отворилась внутрь. Клятов охнул и обрушился на крупную женщину лет то ли сорока, то ли шестидесяти – в классических бигудях, в классическом халате, с классической папиросой в зубах. Такие тетки-комиссарши почти обязательно представлены в густонаселенных коммуналках, что хорошо освещено в отечественной прозе.

      – Чего ты здесь шаришься, ханурик? – рявкнула комиссарша, с силой отталкивая от себя Александра Терентьевича. – Ишь, залил глаза!

      «Ах, если бы это было правдой!» – пронеслось у того в мозгу. Но нет, сегодня он как раз не успел залить и без того переполненных