Метро 2033. Тени Пост-Петербурга (сборник). Андрей Дьяков

храм немым свидетелем? На одной из стен, на куске, очищенном от потрескавшейся штукатурки, Глеб заметил текст, начертанный мелкими кривыми буквами:

      «…произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь.

      И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои.

      И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих.

      И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор…»[4]

      Дальше было не разобрать. Как ни вглядывался мальчик в шершавую поверхность стены, пытаясь узнать что-то еще о тех ужасных днях Катастрофы, большего храм ему не открыл. Глеб не раз пробовал расспрашивать Палыча о том, как случилось ЭТО. Старик всегда отмалчивался и лишь однажды выдавил из себя несколько скупых фраз о реве сирен, криках, панике, толчее при эвакуации, голоде и лишениях первых месяцев под землей… Вспоминать об этом Палыч не любил. То ли по утерянной родне тосковал, то ли еще чего… Чаще о людях говорил. О тех, кто своими распрями и амбициями довел мир до Катастрофы, и тех, кто, поддавшись панике, по головам других лез в спасительное лоно метрополитена… Жестко говорил, зло. Будто на весь мир обиду затаил. А после разговоров этих всегда уходил в свой угол – горькую пить.

      Таран окрикнул ученика. Глеб, прыгая через две ступеньки, поднялся к сталкерам. У мальчика дух захватило от ошеломительного вида, открывшегося с верхотуры. Разглядывая панораму покинутого мира, Глеб испытывал и восторг – от бескрайности расстилавшегося вокруг пространства, и горечь – от его заброшенности и безжизненности. Мальчик не в силах был понять, насколько велики должны быть ненависть и безрассудство человеческое, чтобы принести в жертву все живое – природу… воду… землю…

      Взглянув в другую сторону, Глеб обомлел. Точно такое, как в его сне, за деревьями простиралось…

      – Море…

      – Ну почти. Финский залив. А вон та полоска земли и есть Кронштадт. – Таран указал рукой вдаль.

      Кондор достал бинокль и принялся внимательно изучать далекий берег.

      – Ну что там, видно чего?

      – Тишь да гладь… Сигналов тоже не наблюдаю.

      Вдоволь налюбовавшись бликующим водным пространством, Глеб прошел по периметру галереи на противоположную сторону. Внизу раскинулось заболоченное озеро. На илистой поверхности булькали пузыри. Белесая дымка испарений, поднимаясь с воды, обволакивала два островка, заросших кустарником. Присмотревшись, мальчик заметил там какое-то движение и позвал наставника.

      «Вдруг там люди! – подумал Глеб. – Вот на Московской удивятся, когда узнают, что именно я…»

      – Опа. – Бывалому сталкеру хватило одного взгляда в прицел винтовки. – Старые знакомые. Ольгин пруд облюбовали.

      Подбежал Кондор. Глянул в бинокль и выругался. Глеб, сгорая от любопытства, довольно бесцеремонно выдернул аппарат из его рук

4

  Откровение святого Иоанна Богослова, глава 6.