Царство палача. Эдвард Радзинский

мне его волосы – жесткие и курчавые, как щетина диковинного зверя…

      При мне он сказал своим друзьям:

      – Это начало конца… Будут казнить народных представителей – кучами. Франция задохнется в потоках крови…

      Будто раньше не казнили! И кучами! И с его благословения!

      Помолчав, он добавил:

      – Мы сделали свое дело – можно идти спать.

      Когда привели Демулена, он сначала плакал и говорил о жене, потом бросился на моих помощников и стал их бить (в эти предсмертные минуты человек обычно становится необыкновенно силен). Четверо держали его, пока я резал волосы. А он все сражался с ними!

      И тогда Дантон повелительно сказал ему:

      – Оставь этих людей. Они – лишь служители и исполняют свой долг. Исполни свой долг и ты.

      Наконец все было готово. Рассаживались по телегам.

      Конвой был столь же многочисленный, как и у королевы.

      Я сел на облучок своей телеги. За мной в первом ряду стояли Дантон и Демулен – так что я слышал их разговоры.

      Когда двинулись в путь, Дантон сказал Камиллу:

      – Это дурачье сейчас будет кричать: «Да здравствует Республика!» А сегодня у этой Республики уже не будет головы!

      Когда мы выехали на бульвар, Демулен стал кричать народу:

      – Разве вы не узнаете меня?! – Он старался высунуться из повозки. – Перед моим голосом пала Бастилия! С вами говорю я – первый проповедник Свободы! Ее статуя сейчас обагрится кровью! Ко мне, мой народ! Не допусти, чтобы умертвили твоих защитников!

      Ему отвечали хохотом и ругательствами. Он пришел в ожесточение, и я боялся, что он выбросится из телеги.

      Дантон сказал ему:

      – Замолчи! Неужели ты надеешься растрогать эту покорную сволочь?!

      Проезжая мимо кофейной, мы увидели живописца Давида – он рисовал всю нашу процессию.

      – И ты здесь, лакей! – прорычал Дантон. – Пойди и покажи свой рисунок своему господину! Пусть он увидит, как умирают воины Свободы!

      Мы проезжали мимо дома Робеспьера. Окно, где они так часто стояли вместе, было закрыто. И даже ставни были закрыты.

      И тогда раздался громовой голос Дантона:

      – Робеспьер, ты напрасно прячешься там, за ставнями! Знай: скоро и ты пойдешь за мной! Скоро, очень скоро придет твой черед! И тень Дантона тогда возрадуется!

      Все это он сопровождал отборной руганью.

      На эшафоте они держались молодцами. Демулен попросил меня передать его локон матери его жены. Потом он взглянул на небо, произнес несколько раз имя жены – и нож опустился!

      Его еще не успели очистить от крови предыдущей жертвы, когда Дантон поднялся на эшафот. Я попросил его отвернуться, пока помощники смывают кровь, но он сказал с презрением:

      – Велика важность – кровь на твоей машинке… Не забудь показать мою голову народу! Такие головы увидишь не каждый день!

      На обратном пути я думал: «Как забавно! Скольких людей перевезла моя тележка! В ней уместилась, пожалуй, вся, без исключения, история Революции. Остался лишь – он. Один!»

      Робеспьер.

      Кресло