Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890-1930-х годов. Коллективная монография. Коллектив авторов

[14] и др.

      В газетах биржевочно-бульварного (извиняюсь за плеоназм) типа стали появляться интервью с нашими труженицами пера.

      Вот что сказали о себе труженицы.

IЗ. Гиппиус

      – Вы хотите знать, как я работаю? – спросила наша полувеликая.

      – Очень хотим. Затем и пришли.

      – Извольте. Пишу я, обыкновенно, черным по белому. Так буквы виднее. Когда я пишу мужскую роль, я надеваю мужское платье и нацепляю бороду.

      – Это для какой цели?

      – Чтобы лучше вникнуть в мужскую психологию и глубже понять его душу. Когда я пишу женскую роль, я снова переодеваюсь женщиной.

      – А как вы поступаете при описании животных?

      – Как вы сказали? Я вас не совсем поняла.

      – Когда вам приходится писать такие слова, как, например, «собака залаяла», «лошадь заржала» и т. д. Неужели и тут переодеваетесь?

      Г-жа Гиппиус подумала и после паузы сказала:

      – Не всегда… Тут встречаются некоторые неудобства. По большей части не хватает ног. Но это неважно. Мой рабочий день начинается в два часа ночи и кончается в час следующей ночи. Остается свободным один час, в который я ем, сплю и отдаю распоряжения по хозяйству.

      – Ваши любимые еда, писатель, спорт?

      – Рецензенты, я, критические статьи.

      – Сколько лет пишете?

      Ответа не последовало.

IIО. Миртов[15]

      – Сначала, – сказала писательница, – я поселяюсь в своем герое. Да, да, вы не ослышались. Я поселяюсь в своем герое.

      – Влезаю ему в мозг, в сердце; к нему влезаю и сижу.

      – Герой ходит по улице, а я в нем. Он в театре, а я в нем. Он в ресторане, а я в нем!

      – Потом я переселяюсь из героя в героиню. Она флиртует, а я в ней. Она выходит замуж, а я в ней. Она выдает детей замуж, а я в ней.

      – Изучив таким образом внутренний мир своих героев, я начинаю писать.

      – Сначала пишу пером быстро, быстро. Герои стоят над душой и нетерпеливо кричат: «Пиши нас скорее. Над нами каплет». И я пишу, пишу.

      – Потом начинаю писать еще быстрее. Пишу на пишущей машине. Но герои кричат: «медленно». Тогда мне приводят в дом ротационную машину.

      – Работа начинает кипеть. Свежеотпечатанные герои вылетают из машины один за другим. Актеры ловят их. Антрепренеры сортируют. Мороз трещит. Река бурлит. Шумит лес[16].

IIIНагродская

      – Как я пишу? Ах, это так интересно! Впрочем, я почти никогда не пишу.

      Мы удивились:

      – Но откуда же у вас повести и рассказы?

      – Я беру тетрадку и кладу ее на ночь под подушку и прошу Боженьку, чтобы утром все было написано. Вот и все. Я уроки всегда так учила. Положу, бывало, книжку под подушку, а наутро все уроки знаю…

      Больше беседовать было не о чем. Мы только спросили:

      – Давно начали писать?

      – Пять лет тому назад. Я ведь начала писать с двенадцатилетнего возраста…

      Прелестная

15

Псевдоним драматурга и прозаика Ольги Эммануиловны Негрескул (1872–1939), в первом браке Котылёвой, во втором – Розенфельд.

16

Обратим внимание на постепенное «съезжание» творческих действий в природные так, что сама вербальная, эстетическая деятельность писательницы по производству текстов как бы отождествляется фельетонистом с неизменным, неизбывным природным циклом. Ср. традиционное для маскулинного гендерного порядка связывание фемининного с «природным» и, далее, «бессознательным», «иррациональным» («Оппозиционная пара природа – культура является весьма важной в символистском контексте творчества, так как она гендерно маркирована и в ней заложена эстетическая оценка»; «…фемининная природа и телесность связываются с немотой, а маскулинная рациональность и абстрактность обозначают активность» и пр. – Эконен К. Творец, субъект, женщина: Стратегии женского письма в русском символизме. С. 30, 43).