Пожар. Алексей Макаров

лес, никто ей не подарит букет цветов, только что сорванных на таёжных лугах и не закричит:

      – Мамусь, смотри какой гриб!

      Опять ей быть до поздней осени одной. А там зима, холод.

      – Зато, мамусь, на зиму у тебя будет грелка во весь рост, и ты не будешь мёрзнуть, – пытался шутить я.

      – Только-то и остаётся, – сквозь слёзы смеялась она.

      Каптин Брэдли разрешил мне проводить Инночку.

      На следующий день планировался отход. А сегодня ей надо ехать в отель. Завтра утром у неё самолёт, а все таможенные дела надо оформить обязательно сегодня. Как хорошо, что ещё один вечер мы проведём вместе! И он оказался замечательным.

      Парк Вальмидо блистал огнями, гремел музыкой, а мы были вместе. Ничто нам не мешало быть вместе. Нам и не по семнадцать, но всё равно… Мы ходили за ручку, любовались вечерним морем и звёздами, говорили только о своём. Мои руки и губы чувствовали только тепло моей любимой женщины. А какими сегодня были по-особенному яркими звёзды!

      Лёгкий вечерний ветерок гнал дневную духоту, но для нас мы были только вдвоём.

      Никого не было рядом. И это была не Корея. Это была планета Земля, где на ней нас было только двое.

      Даже в «Золотом петушке» мы специально выбрали уголок подальше, чтобы подвыпившие русские моряки не мешали нам быть вдвоём. Я написал на стене фломастером: " Сегодня ты ещё со мной, а завтра будешь далеко, и никакие расстояния не помешают нам быть вместе. Всегда только твой. Механик Макаров».

      В тихом ночном Инчхоне ничего не помешало нам дойти до отеля. Цветы на клумбах и деревья излучали свои ароматы в тёплую летнюю ночь. Последнюю ночь перед долгой разлукой.

      Смешной кореец Мэйсон Пак рано утром подъехал к гостинице. На улице чувствовалась утренняя прохлада, а в руках у меня были совсем ледяные Инночкины ручки. Я их целовал и старался согреть.

      Мэйсон нервничал в машине. Ему надо было успеть в аэропорт в Сеуле, а я не хотел отпускать от себя свою половиночку. Но она крепилась. Только одна слезиночка выкатилась из её озёр, когда я на прощанье поцеловал столь родное мне лицо.

      Я её выпил, как каплю бальзама, который должен подкрепить меня на оставшиеся три месяца. Посадил своё счастье в машину и закрыл дверь.

      Мэйсон ударил по газам и только из заднего стекла машины на меня смотрели опечаленные Инночкины глаза. Она махала мне на прощанье рукой, до тех пор, пока машина не скрылась за дальним поворотом.

      Всё! Опять я один. Опять судно, опять море. И только через месяц я услышу её далёкий голос, а это будет только в Кальяо.

* * *

      Поэтому и настроение было поганое. И ничего я с собой не мог поделать после отхода. Я опять метался по судну. По несколько раз в день ходил в машину. Заставлял себя заниматься делами. Но всё валилось из рук. Я всё ещё был в мыслях с Инночкой. Я всё ещё переживал в душе наше последнее расставание.

      Вот и сегодня я под вечер спустился в машину. Там Вадик достаивал вахту. В грохоте машинного отделения он только улыбался мне, а когда я