Убийство у синего моря. Кристоффер Хольст

инов, мурлыча себе под нос песенку Лауры Браниган.

      Сестра говорит, что она сумасшедшая, раз до сих пор, на девятом месяце, разгуливает на высоких каблуках. Но в этом вся Лайла.

      I live among the creatures of the night. I haven’t got the will to try and fight[1].

      Она идет все дальше и дальше по Кунгсгатан, одной из самых известных улиц в стране. Здесь, запуская в воздух конфетти и крича от радости, праздновали в 1945 году окончание Второй мировой войны. Здесь открылся первый в Швеции ресторан «Макдоналдс». И именно здесь Джон Леннон купил однажды свое знаменитое кепи. Каждый сделанный ею шаг – словно еще одна перевернутая страница истории.

      You take my self, you take my self control. You take my self, you take my self control.

      Мельком взглянув на часы, Лайла понимает, что слегка припозднилась, но это не страшно. Ее подруги привыкли, что она постоянно опаздывает.

      Вначале она действительно собиралась пересесть на красную линию метро, чтобы сразу выйти на Остермальмской площади, а оттуда рукой подать до «Риша».

      Но ей необходима прогулка. Пожалуй, будет даже полезно немного отодвинуть встречу с подругами, чтобы на несколько минут дольше побыть наедине со своими мыслями.

      А то в последнее время столько всего навалилось. Сплошные ссоры, обидные слова и холод…

      Но плевать на все. Плевать на дрязги и на боль. Сегодня вечером она имеет право жить как хочет. Общаться со своими лучшими подругами. Смеяться, сплетничать, нести всякий вздор и, быть может, даже пригубить шампанского. Вот только она не рассчитывала, что будет настолько сыро.

      Небеса разверзлись, и дождевые потоки шквалом обрушились на улицы, словно где-то наверху до упора выкрутили кран. Тучи лоскутным одеялом накрыли город.

      Лайла уже почти добралась до Стуреплана. На пешеходном перекрестке на Норрландсгатан горит красный человечек, и она терпеливо ждет зеленого сигнала светофора, стоя под большим зонтом. Сквозь леопардовые разводы можно даже различить, как темные тучи ползут по небу.

      Позже даже эта часть Кунгсгатан станет знаменитой.

      Но сейчас об этом еще никто не догадывается. И прежде всего сама Лайла.

      Что не удивительно.

      Однако перекресток на пересечении Кунгсгатан и Норрландсгатан станет последним местом, которое ей доведется увидеть в этой жизни.

      Последним.

      Глава первая

      Стокгольм, октябрь 2018

      – Закке! Арету Франклин стошнило прямо на мои бумаги!

      Едва эти слова срываются с моего языка, как я понимаю, до чего нелепо они звучат, и страдальчески закатываю глаза. Крохотный лохматый песик, округлив глаза, смотрит на меня с ковра гостиной. Закке высовывает голову из кухни.

      – Звучит как отговорка, – фыркает он.

      – Чего?

      – Чтобы не работать. Учитель, пес сжевал мое домашнее задание!

      – Но она в самом деле его сжевала! Точнее, облевала.

      – Прости. Ты же знаешь, какой у нее слабый желудок.

      Я насупилась и наткнулась на виноватый взгляд Ареты Франклин. Ну и что с того, у меня тоже иногда бывают проблемы с желудком, но чужие вещи я пачкаю редко. А если такое все же случается, то приношу извинения. Не то что Арета, которая с гордым видом восседает на ковре с поблескивающей лужицей рвоты перед ней. Выражение ее морды говорит: Извини, но это мой стиль. Меня может стошнить на все что угодно. Привыкай.

      Кстати, нет ничего удивительного в том, что у нее проблемы с желудком, если учесть, что она регулярно глотает пробки от бутылок и камни. Нам явно попался экземпляр, который плевать хотел на то, что пишут в умных книгах о микрофлоре кишечника, которые мы штудируем в последнее время.

      – Ничему твою собаку жизнь не учит, – ворчу я.

      – А кого она учит? – резонно возражает Закке.

      Он бросает мне рулон туалетной бумаги, и я ловлю его на лету. А потом мой приятель снова исчезает в кухне. Я отрываю небольшой кусок и пытаюсь вытереть со стопки моих бумаг комок рвоты (да, это действительно комок – представьте себе крем-брюле без карамельного слоя снизу). Статья об Элизабет Шорт, которую я только что написала, размокла от сырости. Вот блин.

      Я сердито чешу за ухом этого раздражающего, но – ах! – такого милого песика, встаю и иду на кухню. Протискиваюсь мимо Закке и демонстративно швыряю измазанную рвотой бумагу в мусорное ведро перед ним. После чего, громко вздыхая, принимаюсь мыть руки под краном.

      – На помощь! – немедленно реагирует он. – Кто-то сегодня явно встал не с той ноги.

      – Знаю. Прости.

      – Плохо спалось?

      – Да нет. Просто немного нервничаю. Сегодня вечером крайний срок сдачи материала.

      – Понимаю. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

      – Нет, но вот Арета точно может. В том смысле, что для нее не составит никаких проблем нагадить на мою работу.

      – Это всегда пожалуйста, но, к сожалению, она настолько

1

Я живу среди созданий ночи. У меня нет желания сражаться и бороться (англ.).