Дорогие девушки. Фридрих Незнанский

сама. Ты, Антон, меня явно не дооцениваешь.

      Плетнев тоже улыбнулся. Из окна музыкальной школы послышались детские голоса, затем кто-то бряцнул по клавишам пианино и весело засмеялся. Остальные дети подхватили его смех. Взгляд Ирины стал теплым, облачным и задумчивым.

      Плетнев смотрел не на окна, он смотрел на Ирину. Видно было, что он хочет что-то сказать, но не знает, как начать. Наконец, Антон решился.

      – Мой сын любит тебя больше, чем любил свою мать, – сказал он.

      – Он тянется ко мне, – сказала Ирина. – Обычно в таких ситуациях говорят, что ребенку не достает женской ласки. Возможно, это и так.

      – Я все жду, когда же он назовет тебя «мама», – сказал Плетнев.

      – Он пытался. Но я сделала ему внушение.

      – Правда?

      – Правда. Он очень ласковый мальчик. Даже моя Нина не была в его возрасте такой.

      Плетнев усмехнулся. Ирина посмотрела не него и заметила:

      – Тебе, Антон, пора жениться. Ребенку нужна мать. И не чужая тетя, как я, а настоящая. Такая, чтобы всегда была рядом.

      – Ближе тебя у него никого нет, и вряд ли когда-нибудь будет, – возразил Плетнев. Он помолчал, о чем-то напряженно думая, потом сказал: – Я, конечно, могу ошибаться, но… По-моему, Александр Борисович этого не одобряет.

      Ирина подняла на него удивленный взгляд:

      – Чего не одобряет?

      – Того, что ты так много времени проводишь с моим сорванцом. Вы ведь с ним и по вечерам, и на выходные.

      Ирина фыркнула.

      – Чепуха. Саня прекрасно относится к твоему сыну. Он любит его так же, как я. Просто он сдержан в проявлении эмоций, но мужчина ведь и должен быть таким.

      – Вовсе не обязательно, – сказал Плетнев. – В последнее время Турецкий уж слишком суров. Я даже забыл, когда он в последний раз улыбался.

      – У него сейчас трудный период.

      – Может быть, – согласился Плетнев. – Но это «трудный период» слишком сильно затянулся.

      Ирина выпустила облако дыма, затушила сигарету о железную стойку ворот и бросила ее в урну. Порыв ветра разметал ее волосы. Плетнев все это время смотрел не нее и вдруг не выдержал, схватил руки Ирины, поднес их к своим губам и принялся целовать.

      Ирина не возражала и не пыталась вырвать руки. Она молча и удивленно смотрела на Плетнева.

      – Тебе с ним плохо, – хрипло говорил Плетнев. – Он мучает тебя. Ты должна от него уйти.

      Ирина покачала головой и тихо сказала:

      – Нет. Не должна.

      – Он не любит тебя, – продолжал хрипло шептать Плетнев. – Он тебя не ценит. Он вообще никого не любит. Брось его.

      Ирина высвободила руки и сунула их в карман летней куртки.

      – Я не хочу об этом говорить, – сказала она.

      – А я хочу! Я хочу, потому что…

      И снова Плетнева качнуло к Ирине, словно притянуло магнитом. На этот раз он поцеловал ее в губы. Попытался обнять, но Ирина высвободилась.

      – Не надо, Антон. Только не здесь.

      – Почему?

      – Нас могут увидеть.

      – Пускай! Пускай видят. Мне нечего скрывать.

      Губы