Высшая ведьма. Рейчел Гриффин

Харт как-то обмолвился. – Джош поднимает кружку. – С днем рождения, Клара.

      – Спасибо. – Я слегка улыбаюсь, но посмотреть ему в глаза не могу.

      Ведьмы рождаются в день солнцестояния или равноденствия, но никто не знает, что связывает высшую ведьму со всеми временами года. Я родилась в день осеннего равноденствия и должна была стать обычной ведьмой осени. Но когда я родилась, что-то произошло и превратило меня в это: в того, кто едва может взглянуть на человека рядом, потому что все чувства к нему испарились в одно мгновение.

      – А ты не преувеличивала, когда говорила, что станешь другой, – произносит Джош. В его голосе нет ни капли злости и обиды, но мне все равно слышится в нем упрек. – Как ты ведешь себя, как держишься… Ты словно замкнулась в себе.

      Я молчу.

      – На что это похоже? – спрашивает он.

      Вопрос застает меня врасплох.

      – Что похоже?

      – Изменение. Переход от лета к осени. Всё.

      Никто до это не спрашивал меня о подобном вот так. Когда другие понимают, что больше мне неинтересны, они уходят. И я не виню их. Но в голосе Джоша звучит искренний интерес.

      – Сначала все происходит резко, словно меня бросают из горячей ванны в холодный океан. Хотя я знаю, что́ произойдет, мне все равно сложно к такому подготовиться. Магия изменяется в одно мгновение. Осенняя магия не такая бурная, как летняя, поэтому все немного замедляется. И я, наверное, тоже. Вся летняя страсть угасает. – Я делаю глоток чая, ерзая на стуле.

      – Как сейчас ко мне? – спрашивает Джош.

      – Да.

      Он вздрагивает и опускает взгляд на кружку.

      – Прости, Джош.

      Я говорю спокойно, но внутри меня все кричит. Ненавижу извиняться за то, кто я есть.

      Или, может, я просто ненавижу себя.

      Я уже не знаю.

      – Не беспокойся, – говорит он. – Ты же предупреждала.

      Его голос звучит ровно и обыденно, но улыбка у него немного печальная.

      Из открытого окна доносятся смех и пение.

      – Поверь, лучше так, чем по-другому.

      Едва проговорив эти слова, я тут же хочу забрать их обратно. Завтра Джош уезжает. Не нужно ему знать обо мне то, что я хочу скрыть.

      – Ты о чем?

      – Моя любовь тебе ни к чему.

      Я смотрю в окно, но вижу не ночь, а Никки, родителей. Я зажмуриваюсь и прогоняю образы прочь.

      Джош дует на чай, хотя тот уже холодный.

      – Ты о подруге, да?

      Видимо, до всех доходят эти слухи. Даже до Джоша, который приехал сюда всего три недели назад.

      Я киваю, но ничего не говорю. Сумрак запрыгивает мне на колени и смотрит на меня, словно желая убедиться, что я все еще люблю его. Я целую его в макушку, и он начинает мурлыкать.

      – Ты же завтра улетаешь, так что ни о чем не беспокойся, – говорю я чуть громче, пытаясь заглушить повисшее в воздухе напряжение.

      – А знаешь, я все равно отлично провел время. Пятьдесят фунтов стоили этого.

      – Что?

      – Я поспорил с ребятами, что даже после равноденствия ты не разлюбишь меня, – смеется Джош,