Самая белая ночь. Ася Лавринович

родолжил:

      – Агния, пойми! Никто не против того, чтобы ты еще немного пожила у нас. Ни я, ни Татьяна… Татьяна вообще так прониклась. Говорит, какая же славная девочка твоя Агния!

      Я усмехнулась. Не внушала мне эта Татьяна, папина вторая жена, никакого доверия. Конечно, у меня и с отчимом были натянутые отношения, но он хотя бы никого из себя не строил, а был таким, какой есть: понятным – агрессивным, прямым и не особо любящим. Если мы с ним и конфликтовали, то в открытую. Татьяна же казалась фальшивой и неискренней. Часто не к месту лебезила, пыталась угодить, хотя в ее глазах я видела холодный огонек и знала, что Татьяне не особо приятно присутствие в ее квартире взрослой дочери от первого брака мужа. Нет, она никогда не делала мне замечания и ни о чем не просила, но я постоянно жила с ощущением, будто что-то должна. Может, конечно, дело во мне. И судьба у меня такая – конфликтовать со вторыми половинками своих родителей.

      – Да и Алик тебя полюбил, – добавил отец.

      Тут уж мне захотелось расхохотаться в голос. Четырнадцатилетний Альберт – мой единокровный брат, совершенно точно не пылал ко мне любовью, только в отличие от своей матери не стеснялся мне это всячески демонстрировать. В первый же вечер заявил, что им в семье не нужен «лишний рот». А когда я ответила, что у меня есть сбережения и в мои планы не входит их объедать, лишь неприятно усмехнулся. Алик был мерзким, избалованным подростком, который не знал ни в чем отказа. Татьяна едва ли не из ложечки его до сих пор кормила, из кожи вон лезла, чтобы сыночек ни в чем не нуждался. Отец тоже всячески поощрял наглое поведение сына. Алик откровенно грубил родителям и наверняка прогуливал школу. Не верилось мне, что он был таким примерным учеником, как расписывала Татьяна. Но по ее словам, Алик – умница-благоразумница, получивший какой-то важный школьный грант, благодаря которому теперь имеет приоритет при поступлении в вуз, хотя и учится только в восьмом классе.

      «Не придется тратиться на учебу, не отваливать, как другие родители, кругленькие суммы на беспечных и глупеньких детей», – с широкой улыбкой сказала тогда Татьяна.

      Улыбка в тот момент у нее была неестественная, натянутая. И про «беспечных глупеньких детей» – это, скорее всего, камень в мой огород, ведь мне учебу на экономфаке престижного университета нашего города оплатил отчим.

      Татьяна периодически колола меня исподтишка, прикрываясь благими намерениями. Например, говорила, что мне неплохо было бы немного поправиться, у меня слишком худые ноги, да и скулы некрасиво торчат. Вечно давала непрошеные советы, которые обычно начинались с фразы: «Ты, конечно, очень красивая девочка, но…» И куча этих ненавистных «но». Как-то завела разговор, что для своего цвета волос я очень бледненькая. Мне бы отрастить немного волосы и покрасить их в теплый шоколадный оттенок – вот тогда бы было хорошо.

      Поначалу меня эти советы обескураживали, и я преимущественно отмалчивалась. Но, поняв, для чего Татьяна все это говорит, стала отстаивать свои границы и сразу же прерывала ее глупые нотации. Татьяна натянуто улыбалась… А после разговора по поводу новой прически я нарочно сходила в салон в тот же вечер и, укоротив любимое каре, сделала светлый оттенок волос еще холоднее. Татьяна, разумеется, заметив мой демонстративный поход к стилисту, только поджала губы. Обиженно молчала весь вечер, а на следующее утро как ни в чем не бывало снова нарочито приветливо сюсюкала.

      Чаще всего мне было неуютно в этой квартире среди незнакомых людей. Отец тоже казался далеким и чужим – все-таки он уехал в Питер, когда я была совсем маленькой, и все эти годы мы практически не общались. А еще иногда мне казалось, что Татьяна не ограничивается одними словами, а плюет, например, в мой чай, пока я не вижу, или что-нибудь вроде этого. Такой человек точно способен на низкие подлые поступки…

      Наконец отец перестал метаться и остановился посреди комнаты.

      – Я все-таки позвоню Сашке… Александру Филипповичу, – сказал он сам себе. На меня даже не смотрел. А потом кивнул и обратился уже ко мне: – Александр Филиппович! Ты же помнишь, Агния, я тебе о нем рассказывал? Бывший одноклассник. Фантастический врач. Он моего тестя с того света несколько лет назад вытащил…

      – Звони кому хочешь, – буркнула я. Папина гиперактивность сводила с ума. Может, поэтому они с мамой и расстались? Мне даже стало немного жаль Татьяну и Алика. А впрочем, они достойны друг друга. Дурдом, а не семейка.

      – Не обижайся, – снова завелся папа, – знаю, ты не так представляла себе свой переезд. Но Александр Филиппович обязательно нам поможет. Мы в апреле в Турции вместе отдыхали, и был у нас один интересный разговор…

      Я пожала плечами и уставилась в окно. Отец взял трубку и направился в соседнюю комнату, прикрыв за собой дверь. Но я все равно слышала его громкий голос. Отец кричал так, будто этому неведомому мне Александру Филипповичу было сто лет в обед и он жаловался на слух. Хотя на том конце провода был папин бывший одноклассник – вполне себе нестарый мужчина. Это просто у папы привычка такая – орать в трубку.

      – Сашка? Привет! Привет, дорогой мой! Не слишком поздно звоню? Это Даниил, узнал? Да, да-да, давно не виделись…

      Над