Упрямый Галилей. Игорь Дмитриев

С. 103): «Рассмотреть, следует ли на процессе по делу Чезаре Кремонини упомянуть имя Галилея, профессора философии и математики». Ср. с оригиналом записи: «Videatur an in processu Doct. Caesaris Cremonini sit nominatus <…> Galileus, Philosophiae et Mathematicae professor» (Galileo Galilei. Le opere… Vol. XIX. P. 275).

      146

      Точнее, он был представителем так называемого «падуанского аверроизма», последователем Джакомо Дзабареллы и Пьетро Помпонацци. См. подробнее: Фантоли А. Галилей… С. 60, 82.

      147

      Эту nova в 1604 году наблюдали в созвездии Змееносца (почему звезду и назвали Stella Nova Serpentarii) повсюду в Европе. Появление каждой nova ставило аристотелианцев в трудное положение, поскольку этот феномен противоречил перипатетической догме о совершенстве и неизменности неба. Nova была видна в течение полутора лет, ее наблюдали многие астрономы, в том числе и И. Кеплер, который посвятил ей трактат «De Stella Nova in pede Serpentarii» (1606), а астрономы Collegio Romano устроили по этому поводу особое собрание (возможно, по инициативе О. ван Мелькоте), на котором было высказано мнение (противоречащее аристотелевскому) о надлунном местопребывании наблюдаемой новой звезды. В Падуе она была замечена 10 октября 1604 года, Галилей наблюдал ее 28 октября.

      148

      См.: Фантоли А. Галилей… С. 68. О Кремонини см. также: Schmitt Ch.B. The Aristotelian Tradition and Renaissance Universities.

      149

      Galileo Galilei. Le opere… Vol. X. P. 423. «Посмеемся же, мой Кеплер, – писал Галилей, – над великой глупостью людской (Volo, mi Keplere, ut rideamus insignem vulgi stultitam). Что сказать о первых философах здешней гимназии, которые с каким-то упорством аспида (aspidis pertinacia repleti), несмотря на тысячекратное приглашение, не хотели даже взглянуть ни на планеты, ни на Луну, ни на зрительную трубу (perspicullum)?»

      150

      Galileo Galilei. Le opere… Vol. II. P. 165.

      151

      «Галилей. А что, если ваше высочество увидели бы через трубу все эти столь же невозможные, столь ненужные звезды?

      Математик. Тогда возник бы соблазн возразить, что ваша труба, ежели она показывает то, чего не может быть, является не очень надежной трубой.

      Галилей. Что вы хотите сказать?

      Математик. Было бы более целесообразно, господин Галилей, если бы вы привели нам те основания, которые побуждают вас допустить, что в наивысшей сфере неизменного неба могут обретаться созвездия, движущиеся в свободном, взвешенном состоянии.

      Философ. Основания, господин Галилей, основания!

      Галилей. Основания? Но ведь один взгляд на сами звезды и на заметки о моих наблюдениях показывает, что это именно так. Сударь, диспут становится беспредметным.

      Математик. Если бы не опасаться, что вы еще больше взволнуетесь, можно было бы сказать, что не все, что видно в вашей трубе, действительно существует в небесах. Это могут быть и совершенно различные явления.

      Философ. Более вежливо выразить это невозможно.

      Федерцони. Вы думаете, что мы нарисовали звезды Медичи на линзе?

      Галилей. Вы обвиняете меня в обмане?

      Философ. Что вы! Да как же мы дерзнули бы? В присутствии его высочества?

      Математик. Ваш прибор, как бы его ни назвать – вашим детищем или вашим питомцем, – этот прибор сделан, конечно, очень ловко.

      Философ. Мы совершенно убеждены, господин Галилей, что ни вы и никто иной не осмелился