Идентификация. Сьюзен Янг

место ладонью. Тело среагировало, будто я вся оказалась в огне.

      Я решила, что мне это нравится. Мне приятна боль, способная отвлечь.

      Слезы покатились по щекам – эмоциональная разрядка стала облегчением, – и я упала на кафельный пол. Вбежали родители. Я сразу выставила руку с красным ожогом, уже наливавшимся пузырями.

      – Я обожглась, – всхлипывала я. – Забирала сковородку и нечаянно прикоснулась к плите, а конфорка, видимо, горела…

      Мать ахнула и поспешно повернула краник на плите.

      – Дональд, – сказала она. – Я же велела тебе поставить кастрюли в раковину!

      Он извинился и опустился рядом со мной на колени:

      – Дай я посмотрю, детка.

      Родители хлопотали вокруг меня, не мешая мне плакать от случайного болезненного ожога. Они не догадывались, что я плакала о Лейси, о Брэйди, а больше всего о себе.

      – Не надо было начинать в машине, – вздохнул Джеймс. В его голосе я уловила нотки беспокойства. Я лежала, уютно свернувшись в кровати. Руку перевязали, от тайленола клонило в сон. – Проблема в том, что, начав, можно не справиться с собой. Нельзя было позволять тебе плакать.

      – Мне требовалось выплакаться, – возразила я. – Не всем разрешают делать памятные тату.

      – Да, мне разрешают. Сильно обожглась?

      – До пузырей.

      – Черт, – в трубке послышался шорох. Я представила, как Джеймс с силой растирает лицо. – Сейчас приеду.

      – Не надо, – сказала я. – Уже поздно, мне скоро по-любому спать ложиться. Завтра будешь со мной нежнее.

      – Завтра я тебе ноги вырву.

      Я улыбнулась:

      – Правда? Так-таки и вырвешь?

      – Ложись, действительно, спать, Слоун, – сказал Джеймс, не поддержав шутку. – Я заеду за тобой пораньше. И пожалуйста, не делай больше глупостей.

      Пообещав ничего не делать, я положила трубку. Уже не имея сил плакать, укрылась одеялом с головой. Засыпая, я думала о брате. Ощущение громадной вины тяготит до сих пор. Иногда бывает так больно, что я притворяюсь, будто у меня никогда не было брата, в надежде, что станет легче. Но тут же в памяти всплывают его шутки, улыбка, его жизнь, и мне ясно, чту потеряли мои родители и почему они надо мной трясутся. Иногда спрашиваю себя, как я бы поступала на их месте, и не знаю ответа.

      Ощутив легкое прикосновение к щеке, я сразу открыла глаза. Джеймс стоял у кровати с обеспокоенным видом.

      – Так мы в школу опоздаем, – заметил он. – Твоя мама в конце концов отправила меня тебя будить.

      Я растерянно взглянула на будильник: уже девятый час. Приподнявшись на локтях, я огляделась, ничего не понимая. Джеймс присел на край кровати.

      – Дай посмотреть, что с рукой, – сказал он и, не дожидаясь согласия, оттянул повязку. Я вздрогнула. – Я крайне недоволен, – сообщил Джеймс, осматривая ожог. – Мне твоя кожа больше нравится без шрамов.

      Он поглядел мне в глаза, нагнулся и поцеловал над ожогом, где кожа совсем нежная, после чего улегся ко мне под одеяло, хотя родители могли войти в любую секунду.

      – Я