Уймись, конопатая!. Алексей Мальцев

жестом остановила ее мучительный поток извинений:

      – Тебе нельзя много говорить. Отдыхай и поправляйся. Еще неизвестно, кто виноват в чьих проблемах. Не проспи я сегодня утром, не зайди в спальню в самый неподходящий момент – глядишь, и не попала бы ты сюда. Так что… мы обе хороши. Давай не будем. А что касается Стаса… Нет, это не он пытался меня поцеловать, он в полиции, а я на работе.

      Евстолия собиралась ответить, но Вика приложила палец к ее губам.

      Телефон бывшего оказался недоступен.

      Она быстро шла по больничному коридору и негодовала: никогда ее так не обманывали. Бессовестно, низко, подло. Как он мог опуститься до такого! Ведь знал, что рано или поздно ложь раскроется.

      У них самих скоро должен был появиться на свет внук, Эдичка прекрасно знал об этом! Невестка Оксана ходила на последнем месяце…

      Дешевка! Что он выиграл? Чего добивался?

      Хотя – понятно, чего.

      Вика вдруг вспомнила душную обстановку кабинета Бор-щука, когда услышала по телефону слова Эдуарда о прерванной беременности Евстолии.

      Так ярко представила, что в больничном коридоре ей стало не хватать воздуха. Она остановилась у окна, подробности в голове наплывали одна на другую.

      В тот миг она люто возненавидела Стаса.

      Бить ногой беременную в живот – немыслимо! В пылу ненависти не стала заходить напоследок в… этот… «обезьянник» – кажется, так называется зарешеченное помещение, куда Заривчацкого временно поместили. Хотя за минуту до этого хотела. А беременности не было! Эдичка соврал!

      Сотовый, который она сжимала в руке, неожиданно проснулся. Звонил сын Антон:

      – Ма, привет… Что у вас там происходит? Я понимаю, вы разбежались… Но не до такой же степени! Батяня недоступен, естественно.

      Что-то в голосе сына проступало такое, отчего воздуха стало не хватать еще больше. В виске стрельнуло – саморез уже не вкручивали, по нему долбанули молотком.

      – Привет, сынуля… Говори толком… Что ты имеешь в виду? Почему естественно… недоступен? Он и для меня недоступен.

      – Потому что сейчас собственными глазами видел из автобуса, как его под белы рученьки выводят из полиции, садят в автозак и увозят в неизвестном направлении.

      Вика переложила трубку из правой руки в левую, а освободившейся попыталась открыть окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Но – ничего не вышло.

      – Какое отделение?.. Которое на Кировоградской? – мгновенно пересохшим ртом уточнила она. – Неподалеку от нашего дома?

      – Ага. Ты откуда знаешь? – удивился сын на том конце. – Когда я выскочил из автобуса, было уже поздно. Судя по всему, ты в курсе…

      – Да в курсе я, в курсе… Не бойся, ничего страшного. Подержат и отпустят… Так же, как и…

      Ей, наконец, удалось приоткрыть окно. Она сделала вдох и… споткнулась на полуслове, прикрыв рот ладонью.

      Ты что несешь, конопатая? Уймись! Это же твой сын, ему совсем ни к чему знать, что ты видела утром. Пощади хотя бы его психику! У него, между прочим, жена на сносях!

      – Ма,