Детям за 20. Арчет

приходят ногами,

      но главное – головой.

      Мне будет, конечно, страшно,

      но я, на закате дней,

      – приду и вставлю бумажку,

      я тоже вставлю бумажку,

      со смехом вставлю бумажку

      со смехом моим на ней.

      Сопрано

                      пока я держу удар, тяну сигарету, курю взатяг —

      молись обо мне святому Мартину, защитнику всех бродяг.

      молись обо мне непорочной Деве, сожги за меня свечу.

      я сам не умею. вообще не в теме, сам я только молчу.

      ведь я же не верю – ни в сон, ни в чох, ни утренний

      птичий грай.

      я обнимаю твое плечо.

                      и я не увижу рай,

                      но губы твои создадут слова, латынь полетит,

      звеня, взовьются стяги и покрова немеркнущего огня,

      и, – пусть не найти на меня креста, – пройду по всему

      кругу. и, если я встречу в пути Христа, – он мне подаст

      руку.

                       так будет, я знаю, и это просто, и это совсем не

      ново. читай за меня этот pater noster, пока я ищу дорогу,

      пока я гадаю по старой карте, на пальце кручу медяк…

                      проси за меня у святого Мартина,

                      защитника всех бродяг.

      В детстве мы все умели летать. Я же умел, тоже.

      «Ну-ка немедленно перестать, этого быть не может!»

      – взрослые говорили мне. Я ковырял стенки.

      Крылья, шуршащие на спине, гладили по коленке.

      Я знал, что крылья у взрослых есть. Только они – прячут.

      С ними ведь толком ни лечь, ни сесть, сложно ходить,

      значит, проще их под машинку стричь.

      «Смотрите, у вас на ушке… Перышко? О, я прошу простить…

      Наверное, из подушки»!

      А если кто-то и полетит – сложно парить вместе, спереди

      будет воздушный щит, сбоку крыло крестит, и турбулен —

      ция позади. Легонький, как листочек. Крылья и правила

      высоты делают одиночек.

      Но я не сдался, – и я летал: с чайками над заливом, с

      французскими летчиками до скал, с драконом одним

      игривым, с крылатыми кошками на заре… И даже

      одной ракетой. Видел, как она на земле стала лучом

      света. Летал-летал, и однажды, вдруг, проснувшись не

      очень рано, нашел изогнутый белый лук, висящий на

      сгибе крана. А рядом, в ванной, огромный меч. И нимб.

      И ключи на связке. Я – должен все это уберечь? Я сказка?

      А что в развязке?

      Сижу на крыше у голубей. Пью кофе из автомата. Небо

      над городом голубей, а облака – вата.

      От нимба пафосно прикурю. Это Ключи от Рая. А Меч —

      Возмездия. Я горю, ярко – но не сгораю.

      Господи… Я не вижу пути. Причем и назад – тоже. Что

      мне делать, куда идти, Ты еще там, Боже?

      Просто хотел, ну… «не как они», я же уже выжат…

      Слышишь? Направь меня. Подмигни.

      Но, кажется, он не слышит.

      У меня есть ангел-предохранитель.

      Каждый раз он советует мне: «Остынь. Да какой из

      тебя, извини, воитель. Ты не любишь себя? Ну, давай, —

      простынь!