V.. Томас Пинчон

мер предосторожности… О господи…

      – …Боже, с трилистником… Славмаллоу хотел кинуть бомбу…

      – …словно его ничто не разбудит… он что, не читает…

      Долгое ожидание у стойки бара, пока Вернер и Муса вставляли кран в новый бочонок. Треугольное пятно плыло где-то над толпой, как язык на Троицу.

      – …раз они теперь встретились…

      – …останутся, могу себе представить, возле…

      – …джунгли вокруг…

      – …будет ли, как вы считаете…

      – …если начнется, то около…

      Где?

      – Фашода.

      – Фашода.

      Ханне шла себе дальше, в двери заведения и на улицу. Официант Грюне нашел ее десять минут спустя – она опиралась на витрину, мягко глазея в ночной сад.

      – Пойдем.

      – Что такое Фашода, Грюне?

      Дерг плечьми.

      – Место. Как Мюнхен, Веймар, Киль. Городок, только в джунглях.

      – А какое отношение он имеет к женским украшениям?

      – Заходи. Нам с девочками с этим стадом не управиться.

      – Я что-то вижу. А ты? Плывет над парком. – Из-за канала прилетел свисток ночного экспресса на Александрию.

      – Bitte…[34] – Некая общая ностальгия – по городам на родине; по этому поезду – или только по его свистку? – может, и задержала их на миг. Потом девушка пожала плечами, и они вернулись в Bierhalle.

      Варкумяна сменила юная девушка в цветастом платье. Прокаженный англичанин, казалось, был расстроен. С находчивостью жвачного Ханне повела глазами, выпятила груди средних лет банковскому служащему, сидевшему с приятелями за столиком рядом с этой парой. Получила и приняла приглашение подсесть к ним.

      – Я за вами следила, – сказала девочка. – Узнай папа, он бы на месте умер. – Ханне видела ее лицо, полу-в-тени. – Про мистера Славмаллоу.

      Пауза. Следом:

      – Ваш отец сегодня днем был в немецкой церкви. Как мы сейчас – в немецком пивном зале. Сэр Аластер слушал, как кто-то там играет Баха. Словно только Бах и остался. – Еще пауза. – Чтоб он знал.

      Ее голова поникла, ус пивной пены на верхней губе. Тут случилось эдакое странноватое затишье в уровне шума, какое бывает в любом помещении; в центре его – еще один свисток александрийского экспресса.

      – Вы любите Славмаллоу, – произнес мужчина.

      – Да. – Почти шепотом… – Что б я ни думала, – сказала она, – я догадалась. Вы мне поверить не сможете, но я должна сказать. Это правда.

      – Что, по-вашему, я должен тогда сделать?

      Накручивая локоны на пальцы:

      – Ничего. Только понять.

      – Как вы можете… – раздраженно, – люди гибнут, неужели неясно, за такое «понимание» кого-нибудь. Как вам того и хочется. У вас вся семья полоумная? Не получив сердце, легких и печени, не успокоятся?

      То была не любовь. Ханне извинилась и ушла. Дело не в мужчине/женщине. Пятно никуда от нее не девалось. Что она вечером скажет Лепсиусу. Хотелось ей одного – снять с него очки, разломить и раздавить их и посмотреть, как он мучается. Какой бы это был восторг.

      И такое вот – от кроткой

34

Пожалуйста… (нем.)