V.. Томас Пинчон

драк вроде происходящей нынче.

      – Кого он цапнул, – спросил Профан. – Я не видел.

      – Беатрис, – ответила Беатрис. Беатрис была еще одной буфетчицей. Миссис Буффо, хозяйка «Могилы моряка», которую тоже звали Беатрис, выдвинула теорию: как маленькие дети всех женщин зовут мамой, так и моряки, по-своему равно беспомощные, всех буфетчиц должны звать Беатрис. В целях дальнейшего осуществления этой материнской политики она установила у себя заказные пивные краны, выполненные из пенорезины, в виде гигантских грудей. С восьми до девяти в вечер жалованья тут происходило нечто называемое миссис Буффо Часом Отсоса. Она его официально начинала, являясь из подсобки в кимоно, расшитом драконами, которое ей подарил воздыхатель с Седьмого флота, подносила к губам боцманскую дудку и давала сигнал «Команде Ужинать». По нему все кидались к пивным кранам, и, если везло добраться, из них удавалось соснуть. Кранов таких было семь, и обычно на такую потеху собиралось в среднем по 250 моряков.

      Вот из-за угла бара высунулась голова Фортеля. Он щелкнул Профану зубами.

      – А вот, – сказал Фортель, – мой друг Росни Гланд, на борту недавно. – Он показал на длинного печального мятежника с огромным клювом – дылда подвалил вместе с Фортелем, волоча по опилкам гитару.

      – Здрасьте, – сказал Росни Гланд. – Мне хотелось бы спеть вам песенку.

      – В честь того, что ты стал РПК[4], – сказал Фортель. – Росни ее всем поет.

      – Это в прошлом году было, – сказал Профан.

      Однако Росни Гланд уперся ногой в латунный поручень, гитарой в колено и затрямкал. После восьми тактов эдакого он запел, в темпе вальса:

      Разнесчастный Понурый Крысеныш,

      По тебе все рыдают тайком.

      В кубриках и на мостике грустно,

      Слезы льет даже жалкий старпом.

      Ты списался и сделал ошибку,

      Жопу драть тебе целились шибко,

      Рапортов на тебя – знай держись.

      Ну а мне б – только флотскую лямку,

      Крысой посуху – это не жизнь.

      – Симпатично, – вымолвил Профан в стакан с пивом.

      – Дальше – больше, – сказал Росни Гланд.

      – О, – сказал Профан.

      Сзади Профана вдруг окутали миазмы зла; на плечо ему мешком картошки обрушилась рука, а в поле периферического зрения вполз пивной стакан, окруженный крупной варежкой, неумело сработанной из шерсти недужного бабуина.

      – Бенни. Как делишки чахнут, хьё, хьё.

      Такой смех мог исходить только от Профанова некогда-сослуживца Свина Будина. Профан обернулся. И впрямь. «Хьё, хьё» примерно отображает смех, образуемый подведением кончика языка к основаньям верхних центральных резцов и выдавливанием из глотки гортанных звуков. Звучал он, как Свин и надеялся, до ужаса непристойно.

      – Старина Свин. Ты разве не пропускаешь передислокацию?

      – Я в самоволке. Боцманмат Папик Год вынудил дать тягу. – Избегать БП лучше всего по трезвянке и со своими. Потому и «Могила моряка».

      – Как

4

Вообще – рядовой первого класса.